подозрительной. Если бы что-то случилось, Патрик наверняка написал бы об этом.
– Ты теперь учишься в старшей школе?
– В средней.
– Да, но здание-то одно.
– Ну да.
– Знаком с мистером Прикли?
– Он ведет у нас английский и литературу.
– Повезло.
Я улыбаюсь. Вечные споры, списки литературы, задания, требующие нестандартного подхода, сочинения на свободную тему и исписанные листы – сотни исписанных листов и презрительная «B», обведенная в кружок, – лучший учитель, что у меня когда-либо был. Не забыл ли он меня, а главное – считает ли до сих пор лучшей ученицей?
– Ну не знаю.
– Почему?
– Строгий он.
– Есть такое. Но он хороший учитель.
– Постоянно заставляет нас писать сочинения и никогда не ставит отлично. Достало!
– Он хочет, чтобы вы научились думать.
– Он говорил, что у него была ученица, которая переписывала сочинение восемь раз. Не знаешь, кто это?
– Нет. – Я прикусываю губу, чтобы не выдать себя. – Даже если отец не разрешает звонить, ты можешь писать письма. Я попрошу мистера Прикли научить тебя.
– Научить?
– Отправлять письма.
– Да умею я, – бросает он, оскалившись, как дикий звереныш, – он понятия не имеет, как это делать.
– Правда?
– Я не дурак.
– Отлично.
– Я не знаю адреса.
Я выуживаю из наружного кармана листовку про Доктора, из внутреннего – ручку. Привычка носить ее с собой не раз спасала мне жизнь. Переворачиваю листовку обратной стороной и, положив на скамью, аккуратно вывожу адрес, ощущая на себе внимательный взгляд. Закончив, прячу ручку и протягиваю лист через скамью. Пит берет ее и с интересом изучает написанное.
– И о чем писать? – с подозрением спрашивает он.
– О чем угодно. О чем сам захочешь.
Он складывает лист и сует в карман брюк.
– Я не шучу, Питер. Ты можешь писать мне, если захочешь, о чем захочешь, когда захочешь. Тебе не нужно стесняться. Со мной нет нужды скромничать.
– Я не скромничаю. Директриса Тэрн говорит, что скромности нет среди моих добродетелей. Папа тоже так думает.
– Правильно. Скромность ни к чему.
– Сид был скромным.
Это замечание кулаком становится поперек горла, но я не подаю виду. Стараюсь не подавать.
– Поэтому его все любили, – говорит он. – Ты его за это любила?
Любопытные глаза ждут ответа, но я не нахожу его.
– Ну точно не за красоту, – продолжает он.
– Почему это?
Сида не назовешь красавцем в привычном понимании слова, но он был очень милым инопланетянином. Я любила его рыжие волосы и веснушки. Я любила его… Сейчас об этом лучше не думать.
– Это он любил тебя за красоту. Ты красивая.
Я так и цепенею от этой до странности неловкой, но произнесенной не в шутку фразы.
– Зачем ты это говоришь?
– Потому что это правда. Я пытаюсь сделать тебе конплимент.
– Комплимент.
– Ну да.
– Зачем?
Он пожимает плечами.
– Говорят, девчонки любят ушами.