глаза ради купцов, или сражаться с палтусами, заползшими в жилище из-под расшатавшейся доски. Но теперь? А вдруг могли быть вещи и похуже? Уже сейчас чужеродная чернота этого места казалась хуже всего, что они знали.
Натан не мог оторвать глаз от Особняка. На самом верху в стенах были вырезаны квадраты и щели, похожие на бойницы, и между каждой парой углублений располагались флагштоки с черными полотнищами, струившимися по ветру к востоку. Башня вовсе не походила на утес – ее поверхность была украшена резьбой, а то, что он всегда считал просто неровностями, оказалось нишами, в которых размещались статуи. Стройные, удлиненные фигуры; пожалуй, даже изможденные. Их было не меньше сотни, они были одеты в настоящую ткань, с венцами на головах и шейными кольцами, отблескивавшими на свету. Все они указывали вниз, но куда, было невозможно догадаться.
Когда повозка преодолела последний подъем, перед ними открылась величественная лестница шириной с Цирк, которая полого поднималась к волне дверей. Их было двадцать: посередине – огромные, высотой с дом, по краям – все меньше и меньше, вплоть до последних дверей с каждой стороны, рассчитанных, казалось, на гнома или собаку.
Поставщик осадил лошадей у подножия лестницы. Тут же из ниоткуда, словно бы из-под земли, вырос человек в ливрее, как будто возникший сразу в полной выкладке, вкупе с манжетами, воротничками и цилиндром.
– Пятнадцать, – буркнул Поставщик, не глядя на него.
Тем не менее тот подошел к задку повозки, чтобы пересчитать мальчиков. Он наклонился в проем двери, и те, кто сидел рядом, ахнули: его лицо было широкоскулым и плоским, и там, где должны были находиться глаза, не было ничего, кроме кожи; даже брови не нарушали гладкую поверхность.
Гэм подтолкнул сидевшего рядом мальчика:
– Обязательно найдется кто-то, с кем судьба обошлась еще хуже, чем с тобой; мой папаша всегда это говорил. И, похоже, он был прав.
Безглазый принялся считать, вытягивая длинные пальцы с необычными суставами, каждый из которых заворачивался назад. Подергиваясь, он вращал костяшку за костяшкой, словно счетовод, подсчитывающий выручку за день.
– Пятнадцать, – повторил Поставщик.
– Тринадцать, – возразил безглазый (впрочем, он не открывал рта, чтобы говорить: звук доносился из щелей в его гортани, раскрывавшихся для этой цели). – Один сломан, еще одному было отказано прежде.
– Я так и знал! – прорычал Поставщик и двинулся к Гэму.
– Вовсе не нужно так волноваться! Я сам уйду. Натти, теперь ты сам за себя, по-всамделишному. Когда возвратишься, мое предложение будет в силе.
– А как же мое вознаграждение, а, маленький воришка?
– Сперва заработай его, дедуля!
Гэм вывернулся из рук Поставщика, метнулся из клети и побежал, а затем заскользил, согнув ноги в коленях, на вытертых до блеска подошвах своих башмаков вниз под уклон Стеклянной дороги.
Безглазый щелкнул пальцами, призывая Поставщика