ты, Ваня, соображаешь, молодец. В шахматы я с детства играю, правда, дальше мастера спорта не дошёл, хотя задатки у меня неплохие были. Как мне тренеры говорили, ходы я рассчитывал чуть ли не лучше, чем многие прославленные гроссмейстеры, но работа мне этой возможности – совершенствоваться в шахматной игре – не дала. Да и мáстерские баллы я заработал, пока в Алжире дурью маялся. Там и начал в турнирах по переписке участие принимать, да видишь, как успешно получилось. А ты, значит, решил таким образом выяснить, как далеко я в своих рассуждениях заходить могу? Ещё раз скажу: молодец, правильно сообразил.
Он сказал всё это и замолчал, а я и так молчал, вот мы и сидели рядом молча. О чём он думал, не знаю, я же вообще ни о чём не думал. Хотя так, конечно, не бывает, человек, даже когда, казалось бы, ни о чём не думает, на самом деле думает о том, что ни о чём не думает. Получается парадокс, но это так.
Дима прервал своё молчание самым неожиданным образом:
– Мне кажется, ты читал роман Пастернака «Доктор Живаго». Ну а если сам роман и не читал, то уж стихи Юрия Живаго из романа читал наверняка. Помнишь знаменитое стихотворение «Гамлет»?
И он начал читать:
– Гул затих, я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далёком отголоске,
Что случится на моём веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Он перестал читать стихотворение Бориса Леонидовича и уставился на меня, глядя, как шевелятся мои губы: я машинально продолжал про себя произносить великие пророческие строки. А когда он понял, что я закончил и прочитал последнюю строку: «Жизнь прожить – не поле перейти», – то вновь задал вопрос:
– Вот ты книжник, любитель поэзии, считающий наверняка и по праву Пастернака одним из величайших русских поэтов. Знаешь, почему в первой публикации стихов из романа – помнишь, коричневенькая такая, маленькая книжка, в серии «Библиотека советской поэзии» года три назад изданная…
Я машинально поправил:
– Пять.
– Что пять? – не понял Дима.
– Эта книга вышла в 1967 году, это было пять лет назад, а не три.
– А… Ну, это, собственно, неважно, три или пять, главное, что в ней впервые в Советском Союзе были опубликованы стихи из запрещённой книги. Правда, об этом нигде там не упоминается. Так вот, в этот сборник вошли все стихи из романа, за исключением двух – «Августа» и «Гамлета». Знаешь, почему их там нет?
– «Август», – тут же ответил я, – явно из-за строк:
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по-старому,
Преображение Господне.
Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.
Я хотел продолжать читать, но он меня прервал:
– Хватит, хватит. Вижу,