несуществующий взгляд Тьёрда – не до конца, не далее чем на два шага. Умышленно тем себя ограничивая; боясь того, что можно увидеть дальше.
Но здесь, в пределах книжного листа, в границах пары слепых шагов появлялась надежда на то, что он сможет справиться со всей этой путаницей дней.
Петер захлопнул книгу, взметнув облачко пыли в загромождённое тенями пространство перед собою.
– Тьёрд…
Потерянные, блестящие белками в полумраке комнаты, глаза метнулись к источнику звука.
– Тьёрд, у меня к тебе есть одна просьба. Когда меня увезут… спроси у Храфна, он знает адрес. Ты напиши мне. Обязательно напиши. Стихотворение или вису – выбери из памяти, мы ведь с тобою много их перевидали. Сам не сможешь – надиктуй матери. Она не откажет.
Лёгкий ответный кивок.
– Конечно же напишу, Петер. Мы…
– … поиграем с тобой в прорицания. Там, где я встречу твоё письмо, случится конец абзаца. С тем, что начнётся после, с красной строки, я уже справлюсь сам.
– Какие-то странные вещи ты говоришь, Петер. Я не уверен, что понимаю…
– Это неважно. Главное, ты напиши. И, если удастся угадать слово, всё будет хорошо.
– Я обещаю…
И снова Петер не дал ему закончить – накатившее негаданно желание выговорить всё, что скопилось за прожитые дни, всесокрушающей своею силой бросилось на привычное безмолвие и, мгновение колебаний спустя, всё же пробило едва заметную брешь в реальный мир, оторванный от укромного убежища книг и историй, надиктованных друг другу.
– Дед говорил мне: читай и запоминай написанное. И записывай то, что придёт тебе в голову после. Разные мысли. И если тебе посчастливится найти нужное слово, это сможет помочь. Потому что в этом наше маленькое волшебство. В сложении. Сейчас мне так хочется этому верить…
– Ты ещё почитаешь мне сегодня?
– Да. Я почитаю тебе из книжки, которую возьму с собой. Потом тебе будет читать Агата. Всё то, что останется с вами.
– Они говорили, что ты вернешься.
– Я не уверен, что это мне еще будет нужно. Десять лет – это как целая вечность.
– Отец всегда считал, что время – всего лишь время. Не больше. Десять раз по четыре сезона. Сначала – холода, но после – солнце. Так было и будет так…
Петер зажмурился и мотнул головой.
– Да, я помню его слова. Проповеди. Правильность. Если долго смотреть на снег, начинает казаться, что он навсегда.
Тьёрд протянул ладонь на свет, коснулся тёплого солнечного луча, тряхнул головой.
– А этот инспектор… какой он?
– Взрослый. И белобрысый. А нос у него, как вороний клюв.
Заулыбались оба; и, хотя Тьёрд не представлял себе как выглядят вороны, в лучшем случае вызывая из памяти картавое звучание их голосов, его улыбка была чуточку шире.
– Мунин.
– Может быть. Когда