сообщил своей жене:
– Спета песенка Чингисхана! Его послы уехали довольные, с подарками, будут рассказывать ему, как мы рады с ним породниться, а мы завтра же, собрав все силы, отправимся вслед за ними, окружим ставку Чингисхана и возьмем его голыми руками! Интересно, чем бы наградил Чингисхан человека, предупредившего его об этом?
– Не болтай лишнего, – прервала речи мужа Алахчин-хотун, – а то услышит кто-нибудь из рабов или челяди…
Женщина была права. Так и случилось: слова Еке-Джарена услышал конюх Бадай, принесший в сурт хозяина парное кобылье молоко. Не обошлось здесь, видимо, и без Божьего провидения, всегда сопутствовавшего Тэмучину.
Конюх Бадай, в свою очередь, поделился услышанным с другом Кишликом, тайно преклонявшимся пред именем славного Чингисхана!..
– Все так и есть! – озаренно молвил Кишлик. – Я еще подумал, неспроста мой хозяин приказал мне поймать и оседлать к рассвету двух лучших боевых коней.
– Такая возможность один раз в жизни выпадает! – чуть слышно проговорил Бадай. – Рядом с Тэмучином не пропадешь… Да и пропадать с таким батыром не страшно.
– Я готов умереть ради Чингисхана!
Решили действовать без сборов. Тэмучин окупит потерю их жалких пожитков. Поймали, как велел хозяин Кишлика, двух лучших коней, вскочили в стремена – и галопом навстречу судьбе!..
В четыре стороны света, подобно стрелам, пущенным тугой тетивой, понеслись джасабылы Чингисхана собирать войско монголов. Ставка самого Тэмучина срочно перебазировалась на гору Май-Удур, ожидая подкрепления. Путь Нылхай-Сангуну, который, поняв, что план его разгадан, бросился в погоню, остался преградить верный Джэлмэ Урангхай. С небольшими силами он расположился в засаде.
В эти дни Тэмучин получил от Джамухи сообщение:
– В первых рядах поставили джирикиняев, во вторых – тумен тюбегенов, в третьих – дунгхаев, за ними пойдет меген торготского войска. Управление боем поручили мне. Ты выставь клювом своих бесстрашных урутов и мангутов, чтобы сразу припугнуть джирикиняев. Весь остальной сброд без особой подготовки и без мира меж собой. Так что крепись, не падай духом, мой андай! Я не буду слишком усердствовать. Да поможет тебе Бог твой Тенгри!
Джамуха вслед за Тогрул-Ханом принял христианство, а Тэмучин мог положиться лишь на милость Бога Отца, а не Бога Сына, в которого верили его названые отец и брат, становившиеся на сей день боевыми противниками.
Идущие друг на друга в первых рядах уруты и джирикиняи были также людьми близкими: они принадлежали к единому роду, несколько поколений великих Ханов которого, начиная с храброго Алан-Куо, правили всеми монголами.
– Вы с ума сошли! – прокричал могучим хриплым голосом кто-то из урутов своим собратьям перед боем. – С чужим племенем идете с мечами и пиками на своих кровных родичей!
На миг пошатнул ряды джирикиняев этот голос, зов родового единства, но грозные голоса военачальников, последовавшие эхом, вновь их сплотили: хищно нацелились пики, кровожадно засверкали мечи, песню смерти затянули стрелы… Пошла великая сеча!
Когда