и Идургена. Если нельзя двоих, то посылай последнего.
§ 178. Выслушав эту речь, Ван-Хан сказал: «О, погибнуть мне!
Сына ли только забыл я?
Правды закон я забыл.
Сына ли только отверг я?
Долг платежа я отверг.
Если теперь я увижу своего сына да умыслю против него худое, то пусть из меня вот так выточат кровь!» – И с этими словами он, в знак клятвы, уколол свой мизинец зеркальным ножичком для сверления стрел и, выточив из ранки берестяной бурачок крови, попросил передать его своему сыну.
Два года назад несколько найманских родов перевалили хребет Алтая и стали обосновываться на местности между Великим Камнем и Согол-Усуном, где прежде не ступала их нога. Многие мелкие племена, испокон веку обитавшие в этих местах, вынуждены были покинуть свои земли: жить рядом с великим племенем – значит, терпеть унижения и притеснения. Жалкая участь!
Тэмучин, Тогрул-Хан и Джамуха, посоветовавшись, решили напасть на нежданного соседа, пока он не укрепился на новой для себя земле. Когда объединенное войско трех Ханов подошло к Великому Камню, найманский вождь Буйурук-Хан не стал пытать судьбу, снялся в одну ночь с места и удрал восвояси. Да не тут-то было! Три Хана нагнали его войско вблизи озера Кисилбас-Нюр, там его и разбили.
Возвращались с победой, ликующие, но скоро узнали, что на пути их поджидает прославленный найманский полководец Кехсэй-Сабарах. Торопиться не стали. Решили остановиться на ночлег, не приближаясь к врагу.
А на рассвете Тэмучин обнаружил, что его союзников и след простыл – лишь пепел остался от их костров!
Как потом выяснилось, к наступлению ночи вернулись лазутчики Тогрул-Хана, рассказали – у страха глаза велики! – о несметных силах найманов. Тогрул-Хан решил, что теперь им пришла пора спасаться бегством. Тэмучину и Джамухе он послал с людьми такое сообщение: «Мы разожгли костры поярче и ушли отсюда».
Джамухе это сообщение передали, а до Тэмучина – в суматохе ли, по чьему-то злому умыслу – оно не дошло.
Каким-то чудом Тэмучину удалось спешно поднять свои войска, вновь перевалить Алтай и уйти в Желтую степь.
Кехсэй-Сабарах, обнаружив, что поджидаемые им противники исчезли, гнался за Тогрул-Ханом до самой его ставки. Настиг, отобрал половину скота и людей, захватил жен и детей Сангуна, единственного сына Тогрул-Хана.
Тогда Тогрул-Хан прислал к Тэмучину своего самого прославленного воина с таким посланием:
«Сын мой, названный справедливостью степи Чингисхан! Попал я в беду, рассказать о которой не хватит слов! Погружен в горе тяжелое! Найманы угнали большую часть моего улуса, увели невесток и внуков! Спаси, охрани, некому, кроме тебя, защитить меня! Пожалей мою старость! Не дай умереть с позором!..»
Многие военачальники Тэмучина, только что сами чудом выскочившие из пасти беды, выслушали эти стенания не без злорадства.
– То бросил нас, а то позора боится!.. – прямо при Хадах-батыре фыркнул Аччыгый.
Тэмучин же, поразмыслив молча,