смерть, слезы и голод.
– Но никто разрешения начать войну у нас не спрашивает, – сказал Чао-Линь. – Это всегда как гром с небес или дождь: нужно исходить из обстоятельств. Но во время ливня хорошо тому, кто захватил с собой зонт или заранее присмотрел дерево, под которым можно спрятаться.
– Вот так всегда! – потряс Сархай кулаком. – Хотим добра, думаем о богатстве, и ведь каждый здесь скажет, что не только для себя: хотим, чтобы все жили в сытости и достатке. А чуть эти воины взялись за мечи, наострили копья и стрелы, помираем от страха, будто мы твари бездумные и бессловесные! Да кто они такие без нас, кто им дал право так с нами обращаться?!
Гневная тирада Сархая не вызвала у друзей никакого отклика. Только Чао-Линь чуть кашлянул в сложенную ладонь.
– Здесь, вблизи Великой стены, на рубеже страны, – заговорил он, скосив глаза куда-то в сторону, – приходится хорошенько подумать, прежде чем сказать. Вам, иноземным купцам, может казаться, что если кто-то не нуждается в вашем товаре, то не обращает на вас внимания. Не сомневайтесь, что каждое ваше слово берется на учет, как бусинки нанизываются на нить.
Купцы накрепко сомкнули губы, сгорбились, как по команде: стали похожи на сусликов у дороги. Теперь кашлянул Сархай. Распрямился, как селезень перед гусыней.
– Пока жив человек, нельзя запретить ему думать и высказывать свои мысли. Там, где руководствуются запретами, жди беды. На страхе долго людей не удержишь. Страна, где все подданные вслух говорят лесть, а гадости прячут глубже в душу, обречена на гибель. Это истина, в которой я не раз убеждался за долгие годы странствий. Я всю жизнь торгую оружием, хорошо знаю военных. Для них война – главный смысл жизни, средство наживы, возможность добиться чинов и должностей. Если мир длится долго, они начинают вырождаться. Так что расплодишь слишком много военных – они все сделают, но обязательно доведут дело до войны. К тому же, видя, как множится твое войско, соседи тоже начинают спешно вооружаться из предосторожности.
– Ну, что мы-то можем сделать?! Протестовать?! – рассмеялся купец Махмут. – Собака лает – караван идет!
– Пусть! Но собака должна лаять, корова – мычать. А человек должен вслух высказывать свои мысли! – горячился Сархай. – Нельзя жить с камнем на сердце!
– Мы все страшно опасаемся, что начнется война, – попытался перевести разговор на спокойный лад Чао-Линь.
– А тебе-то что особо тревожиться?! – рубанул Сархай. – Пусть военные тревожатся, охрана! Что, у тебя своих забот мало? Твое дело – руководить улусом, растить урожай! Это – твой путь. У нас другой путь – торговля. Если хочешь быть живым и здоровым, оставь войну военным. Пусть они оспаривают первенство. Тогда и не надо будет за слова свои бояться!
– Но ведь ты только что…
– Да. Я говорил лишь о природе войны. – Сархай все еще не уступал. – А если нет никакой возможности остановить войну, приходится только отойти в сторону…
– Вроде так и получается… – Чао-Линь только