уроке литературы, так польстило последнему, что он даже не заметил, что Колосков намекнул на то, что мозги Соловьёва хоть и не куриные, но в его голове пусто.
– И всё же мне кажется, что каждый образованный человек должен читать нобелевских лауреатов, – пытаясь скрыть свою радость, сказал Соловьёв.
Колосков на это не стал ничего отвечать. Он вообще как-то смутился; казалось, что он сожалеет, что начал этот разговор. И Соловьёв посчитал, что из этого спора именно он вышел победителем. Ему не могло прийти в голову, что Колосков смутился оттого, что понял, что у Соловьёва слишком низкий духовный и культурный уровень и вести с ним разговор о чём-либо серьёзном бессмысленно. После этого занятия у Колоскова поубавилось желания ходить дальше на подготовительные курсы, а вот Соловьёв, наоборот, воспрянул духом. Ему показалось, что мир Большой литературы, частью которого он хотел быть, стал ближе к нему после этого занятия. И это только начало.
Что касается занятий по истории, то они Соловьёву нравились, пожалуй, даже больше русского языка, с которым у Соловьёва вообще не было проблем. Преподавательница истории умела всегда интересно рассказывать и заражать учеников своей любовью к истории. Соловьёву даже хотелось порой стать профессиональным историком. Иногда он уже всерьёз задумывался о поступлении на какой-нибудь исторический факультет. Но всё же он отбрасывал эту мысль.
Вообще весь период, в который Соловьёв ходил на подготовительные курсы, стал периодом борьбы между Соловьёвым-историком и Соловьёвым-литературоведом. В этот период Соловьёва не могла оставить равнодушным даже любая надпись на заборе. Когда он читал новости в Интернете, то обращал внимание на грамотность автора, на его стилистику. Правда, когда Соловьёв читал про то, что ему было знакомо, например про Куликовскую битву или ещё про какое-нибудь историческое событие, он как будто переставал ассоциировать себя со словесностью. В нём вдруг неожиданно просыпался историк. И Соловьёву хотелось сделать так, чтобы как можно большее число людей узнало, что он разбирается в истории. И нередко на различных сайтах, в различных блогах и на различных форумах Соловьёв, что называется, дополнял, критиковал, обсуждал исторические вопросы. И не только исторические. Те темы, которые были далеки от истории, Соловьёв частенько пытался направить в историческое русло. Например, когда на спортивной ленте обсуждали предстоящий хоккейный матч Россия-Швеция, Соловьёв писал что-нибудь про Полтавскую битву и так далее. Нередко Соловьёва называли дураком или просили его пойти учить историю. Но ничто не могло поколебать уверенности Соловьёва в своей правоте.
А когда по телевизору кто-нибудь в звании историка или даже доктора исторических наук говорил что-нибудь, что знал Соловьёв, у последнего начинала закипать кровь. Он знает то, что знает авторитетный историк! Соловьёв начинал в этих случаях испытывать то же самое чувство, которое он испытал в деревне, когда прочитал «Гарантийных человечков» и понял,