Не оборачиваясь к кухне. Глядя на тёмный лес. На ней были только пижама, тапочки и плед, но тоненькая сигарета курится быстро, и Бархин был уверен, что Ада не успеет замёрзнуть. Потом она ушла переодеваться, сказав, что наверное, примет душ, а когда спустилась – примерно через час, – Илья уже приготовил быстрый овощной салат, спагетти болоньезе и открыл бутылку красного вина. Он любил и умел готовить, но только в «Сухарях» делал это с особенным удовольствием. Для души.
Для Ады.
– Потом гулять?
– Не хочу. Просто посидим у камина.
– А потом посмотрим телевизор?
– Например.
– Или включим какой-нибудь фильм?
– Или включим какой-нибудь фильм.
Им никогда не бывало скучно вдвоём. Ни разу со дня знакомства, поэтому до телевизора или фильма дело не дошло: закончив с едой, они перешли в гостиную, разожгли камин и уселись в креслах напротив. Ада по-прежнему пила вино, Илья перешёл на коньяк. Говорили об общих знакомых, о нынешних делах и чего ждать в будущем, несколько раз неожиданно вспоминали прошлое – тёплые, весёлые эпизоды из детских приключений в «Сухарях» – и смеялись; смотрели на огонь – молча, думая о чём-то, вновь возвращались к разговору, перескакивая с темы на тему или долго обсуждая что-то одно. И только около полуночи Илья рискнул вернуться к очень важному вопросу:
– Ты ведь не случайно стала испытывать беспокойство… в этом октябре?
Он выделил слово «этом».
– Пятнадцать лет. – Ответ едва прошелестел, но Илья услышал. – Думал об этом?
– Да.
– А Платон?
– Уверен, что да.
Ада помолчала, пригубила вино и, продолжая смотреть на огонь, сказала:
– Здесь хорошо, далековато, но хорошо… – Выдержала паузу. Он мысленно согласился: «Всё так: далеко, но безумно хорошо, так хорошо, как нигде». И он улыбнулся, подтверждая её слова. После этого Ада продолжила:
– Но я обязательно приезжаю сюда каждый октябрь.
– Ты не говорила.
– Мы договорились никогда не обсуждать октябрь.
Что было правдой.
– За Руслика. – Она подняла бокал.
– За Руслика, – отозвался Илья.
Чокаться не стали.
Длинные ноги Ада положила на пуфик – его принёс Илья – и почти лежала в кресле. Сделав глоток, она не вернула бокал на столик, потянулась, что получалось у неё необыкновенно соблазнительно, помолчала, глядя на огонь через бокал, и медленно рассказала:
– Последние два года мне снится один и тот же сон. Довольно часто снится, не реже раза в месяц. Всё время один и тот же сон: я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, ярко светит солнце, так ярко, что можно проснуться от пронзительного света. Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно. Кажется, лёгкий ветерок.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать. – Она подняла брови. – Это важно?
– Просто спросил. – Он пожал плечами.
Короткая пауза.
– Я иду и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь