кладки, недалеко от окна. Кричали птицы редко, но зато громко. Как Тиль не закрывал уши, менять комнату Альберт отказался – рыцарь счёл это очередным испытанием Господа на терпение, которых в последнее время значительно прибавилось.
– Принеси воды, Тиль, – попросил Альберт, вытирая пот со лба.
– Это я мигом!
Воду пришлось таскать под неодобрительные взгляды монахов. Здесь пресные источники встречаются значительно реже, чем в Европе, поэтому и отношение к ним гораздо более бережное. Но препятствовать умыванию благородного рыцаря всё же никто не решился, тем более что он проделал такой долгий и трудный путь во имя богоугодного дела.
После непродолжительного отдыха всех пригласили в трапезную. Она располагалась в центре крестообразного здания, на самом нижнем уровне крепости. Помещение было на удивление красивым, изысканным даже для искушённого взгляда благородного европейца: грузный романский стиль переходил в утончённый готический; колонны, украшенные декоративными элементами, поднимались и образовывали обтекаемые полукруглые своды. Параллельно друг другу стояли несколько длинных, вырезанных из тёмного дерева столов, на которых находились сервированные тарелки с пищей: мясо с бобами, лепёшки, мёд и сушёные фрукты.
Альберт сел, рядом с ним, по правую и левую руку, устроились ещё двое рыцарей. Тиль встал позади, чтобы вовремя убирать тарелки и подливать напитки. Но никто не приступал к трапезе, все ждали, хотя и были голодны. Наконец, в центр зала вышел один из монахов – по меркам времени старик, лет сорока, с длинной бородой и ясными глазами цвета мельхиора – и началась общая молитва. Собравшиеся соединили ладони и шептали известные с детства слова. Тиль тоже повторил для вида этот простой жест, хотя в мыслях его было лишь одно – ужин. Поблагодарив Бога за хлеб насущный, рыцари, наконец, приступили к еде.
В основном, все соблюдали умеренность в пище, редко кто брал добавку или жаловался на вкус. Тиль с вожделением смотрел на кусочки тушёного мяса в надежде, что, как и всегда, Альберт оставит ему парочку. Конечно, для слуг тоже полагались свои блюда, но они разительно отличались от того, что ели господа. А Тиль очень любил вкусно поесть.
Едва сумев отвлечься от рагу, оруженосец уныло скользил взглядом по всем собравшимся: в трапезной проще всего было рассмотреть тех, с кем придётся сражаться бок о бок за возвращение святых земель. Знакомых среди них почти не было, разве что один-два сеньора, которых Тилю доводилось провожать в комнату господина, когда те заходили в гости. Было и несколько крупных дам, одетых в гамбезоны, как и остальные крестоносцы – несмотря на пол, они тоже имели мечи и участвовали в боях наравне с мужчинами. Кроме них в поход брали ещё прачек – серых, измученных женщин – но их не пускали за один стол с благородными. Тиля не привлекали ни те, ни другие: он не хотел ни бояться своей возлюбленной, ни презирать её. В общем, в суровых военных условиях оруженосцу было невообразимо