посмотрев по сторонам, изрёк:
– Такое, что и сказать срам…
Толпа неистово загудела:
– Что же это! Безобразие! Где наш уважаемый Александр Алексеевич? Будьте любезны, примите меры, пожалуйста!
Из толпы, наконец, вышел сам хозяин усадьбы Плещеев и сказал строго, обращаясь к «печке»:
– Сергей Семёнович, покуражились вы на славу, и довольно. Извольте покинуть зал.
И тогда кто-то мстительно крикнул из толпы:
– А-а! Так это господин Ржевский! Опять отличиться изволили-с.
– Выдворить его! – раздались голоса.
– Это не по правилам, – сказала «печка», – я в маске, что же вам ещё угодно, господа?
– Нам угодно, чтобы вы нас покинули, – сказал ещё строже Плещеев.
– И не подумаю, – ответила «печка».
Толпа заревела, к «печке» потянулись многочисленные руки и стали толкать её к выходу.
После удаления смутьяна, все мало-помалу успокоились, и оркестр заиграл мазурку.
Через три дня Михаил Фонвизин уехал из Богородицкого. Путь ему предстоял долгий, до самого Петербурга, где ожидало его продолжение службы в Измайловском полку. Во всё время долгого путешествия его занимала одна и та же мысль. Он думал о создании кружка молодых офицеров, близких ему по возрасту, для совместного изучения военного дела, дабы усовершенствуясь в этом деле быть более полезным отечеству. Размышляя о чувствующемся, казалось, даже в воздухе ощущении военной грозы, он сожалел о том, что не получил надлежащего военного образования, постигая науку воевать в боях с врагом. А чтобы бить врага умело, надо учиться военному искусству. Он же, получив домашнее образование, был направлен в Петербург, в Главное немецкое народное училище при церкви Святого Петра для подготовки учителей немецких училищ, так называемое «Петришуле». Память услужливо нарисовала ему здание школы на Невской перспективе. И замечательные печи в нём. Огромные, облицованные изразцами, покрытыми белой глазурью с синими разводами. При воспоминании об этих печах сентябрьский весьма прохладный воздух как будто потеплел. Он вспомнил многих своих соучеников, прежде всего ближайшего друга Матвея Муромцева, а также директора Иоганна Готлиба Вейссе. «Надо бы навестить старика», – подумал Михаил. А потом был благородный пансион при Московском университете, который давал сугубо светское воспитание. И позже лекции в Московском университете тоже отстояли далеко от военной тематики..
Глава пятая
В том самом августе, когда поручик Михаил Фонвизин сибаритствовал в имении Апухтиных, в старушке Европе произошло чрезвычайное событие – Британские корабли атаковали Копенгаген. Бомбардировав город в течение недели, англичане пленили весь датский военный флот и увели его. От бомбёжки сгорела половина датской столицы, верфи и морской арсенал. Две тысячи жителей погибли в огне. Таким варварским способом крупнейшая морская держава наказала Датское королевство всего лишь за его намерение присоединится к наполеоновской континентальной