Ярослав Полуэктов

Немецкий брульон


Скачать книгу

не слышно ни хрена, – пробурчал Малёха.

      Малёха знает (по верхам) и по–возможности употребляет английский.

      На родине, снизошедши к соотечественнику, пользует русский разговорный.

      Но, чаще всего, по жизни помалкивает.

      В тряпочку.

      Тем более с пердунами и пьяницами, которых папа взял с собой (вот какого хера!?) в качестве попутчиков.

      Курение травки, как применяемое единолично, из списка пороков им исключено, напрочь.

      «Травка нужна композиторам для сёрфинга по волнам музыки», – убеждён Малёха на все сто.

      Наш Малёха – сочинитель драм–энд–бэйса. Не зная малёхиного будущего наперёд, отнесёмся же к нему, как к композитору, благосклонно37.

      – Бибикают и мычат все. Как голодные, – нудит Малёха. Коров в обвинительной речи предусмотрительно опустил.

      – Сами–то вы кто, догадываетесь?

      – Извините, мы нечаянно, – сказал Малёха.

      (– Ещё сказал бы, что мы больше так не будем, – ехидничал Егорыч… позже.)

      – Не ссорьтесь. Вините самих себя.

      – Мы виним.

      – Дальше–то как намерены жить?

      – Белорусы больше виноваты! – возмутился Егорыч.

      Он за правду. Клинов показывал два заграничных паспорта, а они только один вернули, а он старый и просроченный… А его показывали для доверия… – что часто, мол, ездим. А нормальный паспорт они себе занык… оставили…

      – Зачем вот нам… такие пассажи?

      – Так–то оно так. Но не знаю, не знаю… – сказала переводчица, – у самих–то где голова?

      Вопрос поставлен конкретно. На конкретный вопрос есть конкретный ответ: у большинства самих голова на месте. Виновна самая главная голова. Это замороченная черепушка Ксан Иваныча.

      Замороченность его не снимается ни стиморолом, ни антипсихозной конфеткой, засовываемой по утрам в ротовую полость.

      Он живёт под страхом гипотетических дорожно–процессуальных неожиданностей, которые, по его мнению, и согласно закону гнусности, должны периодически всплывать самым неминучим образом.

      Жуть и ожидание беды раскорякой стоят поперёк генеральского мозга.

      «Прилипший к зубу леденец не к добру», – старший Клинов любит подобные глупости. Он – этакий помпончик на шапочке, кружавчик на гульфике, корнишончик с подоконничка, этакий прелестник с тонкой и вспыльчивой архитектоникой. Соответствует професии. Не любит всякую власть. Каждый госслужащий для него мерзавец и потенциальный взяточник. Каждый милиционер – или карьерист, или тупой как пробка, или ни за что в морду норовит.

      Перед каждым госшлагбаумом Клинов глотает таблетку – дополнительно к утрешней.

      Бим с Егорычем против душевного Ксан Иваныча – черти полосатые, болванчики стоеросовые, поднятые Советами и опущенные Капиталом. Бороться за место под солнцем в новых условиях им в лом.

      Крокадайл

      «…Сквозную персону, ежели она застревает в исторической литературе, экскаватором не выскребешь: это не храм вам».

      Г.Ф. Лавкрафт