и в принципе на человеческую речь, напоминая раздраженный птичий клекот.
Обе были горбаты. Эвриала, маленькая и сухощавая, перемещалась всегда стремительно. Со стороны ее походка выглядела не нормальной поступью, а зигзагообразными скачками с места на место. Кузнечик кузнечиком. Сфено же, напротив, обладала могучим телосложением и тягучей медлительностью. Горб на ее широкоплечей фигуе казался нелепым наростом.
Монахини всегда ходили в черном. В платках-апостольниках, натянутых до бровей и свисающих до пояса, и перчатках. Пальцы у них были такие длинные, что казалось, они состоят из четырех, а не трех фаланг. Ряса в пол. На шее – массивные цепи с распятием.
Обувь сестры носили странную. Под рясами ее видно не было, но при ходьбе она издавала звук, похожий на скрежет когтей. На затылках черные платки матушек вздыбливали скрученные в тугие узлы волосы. На поясах у них висели четки из кораллов-горгонидов, похожие на застывшие капли крови и отполированные до блеска постоянным использованием, и короткие семихвостые плетки с серебряными наконечниками в форме стрел. Точь-в-точь такими, как на фамильном гербе Аристархова. У Сфено плетка висела с другой стороны – она была левшой.
Сестры имели удивительное сходство в чертах лица: альбиноски с неестественно бледной кожей и красными глазами. В довершение лицо каждой пересекали глубокие вертикальные шрамы, словно их полоснули когтями. Ни монашеское одеяние, ни принятые обеты не могли смягчить свирепость их красноглазых лиц, белых, как рисовая бумага.
Прибыв в Москву, монахини отказались от сопровождающих и начали осмотр ведомства Аристархова самостоятельно, временами прибегая к помощи переводчиков. Доступ у них был максимальный, ограничений никаких. Осуществлялась инспекция так: сестры, вооружившись списками работников, прочесывали отделы и департаменты. Своим вниманием они не обошли даже уборщиц.
Похожие на привидения в черных рясах, они подходили к каждому рабочему столу своей скрежещущей походкой и становились напротив. Стояли безмолвно и неподвижно до тех пор, пока человек за столом не поднимал голову от компьютера и не встречался с кем-то из них взглядом. Пару секунд его просвечивали рентгеном две пары красных глаз, затем одна из сестер делала пометку в списке, и они шли дальше. Вопросов матушки не задавали. Иногда перебрасывались меж собой парой фраз клокочущими голосами.
По данным Василия Эдуардовича, в его ведомстве числилось 243 бесовских сотрудника. Но в списках, поданных ему монахинями, фигурировала 251 персона. Аристархов спорить с монахинями не стал, но несоответствие его напрягло.
После завершения аудита сестра Сфено и сестра Эвриала направились прямиком в кабинет Василия Эдуардовича, велев переводчику дожидаться в приемной. Волю сестер озвучивала матушка Эвриала, неожиданно заговорившая по-русски, бегло, но с акцентом. Сфено во время беседы не издала ни единого клекота.
– Полномочия? –