София Баюн

Дым под масками


Скачать книгу

вместо него.

      «Но человек слаб и страшится неизведанного. Ты прощаешь мне слабость мою, и страх мой, и даруешь утро, которое я вижу, и день, который я вижу, чтобы ночью я мог не видеть и снова становиться подобным Тебе…»

      Штефан наконец оторвал взгляд от по-прежнему неподвижного змея и уставился на Готфрида. Казалось, он получал от происходящего искреннее удовольствие. Он стоял на четвереньках и пел, бил в такт ладонями по палубе, и не сводил глаз с левиафана.

      «Нам конец. Вот теперь точно конец, – тоскливо подумал Штефан, обнимая замершую Хезер и прикидывая, успеет ли все-таки проткнуть чародея гарпуном. – Почему этих отыметых во все места чародеев не держат в сумасшедших домах, и меня вместе с ними, как я позволил затащить себя на этот отыметый во все места корабль…»

      На мгновение исчезли все границы. Между ледяными мокрыми ладонями и гарпуном, подошвами ботинок и палубой, между сознанием Штефана, Хезер, матросов, капитана, Готфрида и замершего змея. Границы попросту смыло вибрирующей песней чародея, перемешало, завертело – и Штефан вдруг почувствовал нечто, совершенно ему незнакомое. Было любопытство – забытое, детское, но скорее то, что заставляет задуматься, что внутри у кошки и как бы узнать это, не спрашивая взрослых. А еще голод – приглушенный, но ощутимый.

      Штефан подался вперед и жадно втянул воздух. Пахло гарью, почти невыносимо, и к любопытству и голоду примешалось раздражение. И тут же погасло – скучно. Пахнет теплой водой. Не на что смотреть, не с чем играть и нечего есть.

      Скучно. Нечего есть.

      Наваждение разбилось так же внезапно, как появилось. Хезер отстранилась и часто, по-крысиному принюхивалась. Подняла на него темные, осоловелые глаза:

      – Ты тоже?..

      Он кивнул. И только потом заметил, что левиафана рядом с кораблем нет. Будто и не было вовсе, даже ряби на воде не осталось.

      Матросы стояли неподвижно. Капитан, казалось, не шелохнулся с тех пор, как Штефан его впервые увидел. Готфрид больше не пел. Он стоял у палубы, растирая руки черной шерстяной тряпкой, и довольно щурил красные глаза, словно пробитые светлым пятном радужки.

      Справа раздался шум. Люди ожили, заговорили – словно с поля спугнули стаю ворон.

      Штефан разжал мокрую ладонь и гарпун упал на палубу с глухим стуком, тут же потонувшим в общем гомоне.

      – Не показывайте, что что-то почувствовали, Штефан, – раздался за спиной голос Готфрида. – Остальные просто ощутили… короткое головокружение. Они думают, я прогнал змея песней.

      – Вы – менталист, – прошептал он, не надеясь, что его услышат. – Как вас вообще пустили на корабль?!

      – Я же говорил – на этом корабле нет ничего легального.

      – Кобт бэ…

      Готфрид стоял рядом, бледный, с полосой размазанной крови под носом, красными от полопавшихся сосудов белками и испачканным красными кляксами шарфом. Совсем не казался опасным, но сама мысль о природе его колдовства вызывала панику. Если он смог внушить левиафану, что перед ним нет огромного парохода, полного