Вот скрючит меня счас к ночи, и как идти потом?
– Счас костер разгорится, сразу согреешься, – ответил ему подошедший седобородый обозничий.
– Костер ещё разжечь надо. У меня огниво потерялось, – продолжал причитать проводник. – Вот беда-то, а впереди ещё такой путь… Тако-ой путь.
– Да уж, глухомань так глухомань… Давеча лешего видал. Эх… – послышалось из-за спины старика. Какой-то человек, пригибаясь и защищаясь локтями, с трудом продрался сквозь сросшиеся молодые ели и берёзы и вышел к старику.
– О чём речи? Я тебя спрашиваю, Гирша, – подошел к нему обозничий, отмахиваясь от комаров.
– Да вот дальше опять не просто болота начинаются, а топи настоящие. А дожди через день теперь… – махнул куда-то в сторону рукой Гирша, человек высокого роста с широченными плечами в промокшей от пота и дождя льняной рубахе.
– Я уже послал валежника да хворосту какого собрать. А топи обойдём – там я уже сам обход знаю. По самому краешку идти надо будет… – обнадежил, как мог, и старика-вожатого, и Гиршу обозничий.
– Ну, так дня два ещё идти, да всё по болотам. Какие уж там дрова? – пробурчал богатырь, с недоверием глядя на обозничего.
– Потерпи, мало совсем осталось – Киев уже скоро… – успокоил его обозничий, морщась от сырости в своих лаптях. Он тоже присел рядом с вожатым и, сплюнув от досады, стянул раскисшую обувку. Потом он похлопал по плечу вожатого, отчего тот закашлялся, и добавил:
– Не хочется счас Перуна обдирать, и так сколько с него щепы на растопку срубили…
Следующим вечером, дойдя до нескольких полузатопленных островков среди огромного болота, обоз разделился по их числу и остановился на ночевку. Последние версты дались людям невероятно тяжело; телеги то и дело вязли, и их приходилось подолгу и по очереди вытягивать из трясины, ломались оси колес, и нужно было целой ватагой впрягаться и менять на свежевырубленные, спасать из воды с опрокинувшихся повозок товар и немудреный скарб. Досталось и лошадям. Но больше всего людей измучила волокуша со своим грузом.
– Да… дыму-то, дыму, – глядя на тщетные попытки мужиков разжечь костры, покачал головой обозничий.
– Так отсырело всё… – вытирая кулаками слезящиеся глаза, ответил ему сухопарый старик с пышной седой бородой, отходя от костра.
– Ладно, так и быть, давай-ка, Храбр, бери мужиков и к Перуну… – махнул рукой обозничий и пошел к стайке молодых славянок.
– Да боязно как-то… – с опаской поглядывая в сторону деревянного, но всё-таки бога, ответил ему старик-обозник с топором за поясом.
– Не впервой… Не скули, – оборачиваясь при ходьбе, отвечал ему обозничий. – Ну, не впервой… Не впервой, и ничего же не случилось. Тебе боязно, а мужикам и подавно. Приободри их сам, как знаешь… Шутками там, прибаутками… Чай, не обидится Перунушка… Свой ведь, спаситель наш.
Вскоре, откинув плотную рогожу, мужики стали по обеим сторонам лежащего истукана и затюкали топорами.
– Давай