несчастный Семен Семенович. В последнее мгновение он успел поднять глаза, увидел несущуюся на него бетонную плиту и подумал, что на работу можно уже не торопиться…
Услышав грохот, Надежда Николаевна повернулась и увидела бетонный блок, обрушившийся на то место, где только что стоял Семен Семенович. Самого мужчины не было видно, только облако цементной пыли поднималось над остановкой…
Надежда схватилась за сердце, а потом почувствовала, что земля буквально уходит у нее из-под ног. Чтобы не упасть, она прислонилась к злосчастному тополю, который, надо сказать, оказался вообще ни при чем, и с содроганием смотрела, как пыль тихо оседает на асфальт. Да уж, после такого вряд ли кто выживет…
Это что же выходит – вместо того, чтобы спасти человека от неминуемой смерти, Надежда буквально подтолкнула его к краю пропасти? Если бы не она, если бы не ее вмешательство, Семен Семенович был бы жив и здоров, успел бы на автобус и ехал бы сейчас на работу…
К остановке, а точнее, к тому, что от нее осталось, уже бежали люди – несколько работяг в строительной униформе и мелкий начальник в аккуратной куртке и оранжевой каске. Столпившись вокруг упавшего блока, они горячо о чем-то заговорили, перемежая свои слова непечатными выражениями. Судя по бурной жестикуляции, суть их дискуссии сводилась к двум традиционным вопросам – что делать и кто виноват. Или в обратном порядке.
Среди этих обескураженных мужчин Надежда Николаевна заметила единственную женщину, видимо, случайно проходившую мимо. Средних лет, в темно-синем пальто с высокой прической, модной лет сорок назад среди некоторых ответственных дам. В народе такую прическу так и называли: «Хала директорская». Надежда вспомнила, что такую «халу» носила директриса школы, в которой она училась до девятого класса, и была та баба такая злобная и противная, каких еще поискать. Извела молодую литераторшу и добилась отчисления из школы двух мальчишек, которые пририсовали к портрету Ленина, висевшему в ее кабинете, пышную шевелюру и усы. Двух идиотов нужно было просто выпороть, директриса же устроила из мелкого хулиганства политическое дело с вызовом родителей на педсовет и приездом чиновницы из РОНО. Кстати, чиновница оказалась такой же сволочью, так что у отца одного из парней были потом крупные неприятности. Надежда до сих пор содрогалась, вспоминая, как орала директриса и трясла своей прической. И до того высоченная была эта «хала», что никакая шапка на нее не налезала, и директриса всегда носила легкий прозрачный шарфик – газовый, как тогда называли.
Так вот женщина, которая стояла возле места гибели несчастного Семена Семеновича, тоже была без головного убора, хотя стоял конец ноября и на улице было холодно. Ее лицо показалось Надежде смутно знакомым. Спасаясь от пронизывающего ветра, она натянула поглубже капюшон куртки и попыталась вспомнить, где могла видеть эту женщину, но безуспешно.
Впрочем, Надежда Николаевна и не очень старалась – ее мысли были заняты трагическим происшествием и чувством собственной вины.