перчатке. – Не откажите, прекрасная сударыня, – с обворожительной улыбкой молодой красавец продолжал настаивать. Словно заворожённая гипнотическим взглядом голубых глаз красавца-моряка, не помня себя, Евгения Петровна протянула ему свою ручку, в белой по локоток перчатке…И всё, … с этой минуты Женечка Арцыбашева, что называется, «пропала»! За этим туром кадрили последовал вальс, за ним другой. Моряк был настойчив и любезен. Он не отпускал Женечку от себя. Да и она была совершенно не против. Раскрасневшаяся, чуть запыхавшаяся, с высоко вздымавшейся грудью, молодая женщина была прекрасна, словно богиня. Именно так её и называл во время общения в танцах фон Кнабенау.
От выпитого шампанского, головокружительных вальсов, близости блестящего кавалера, чувства Женечки пришли в смятение. И, о Боже! Она позволила ему поцеловать свою руку чуть повыше бальной перчатки. От прикосновения тёплых мужских губ к своей нежной коже, голова Женечки закружилась…В любое другое время, при других обстоятельствах, она бы никогда не позволила ни себе, ни ему такую вольность – поцелуй руки выше перчатки. А дальше, – больше! Фон Кнабенау, осмелился и нежно прикоснулся губами к её обнажённому плечику. Евгения Петровна была словно в тумане. Она поняла, что уже не властна над своими чувствами.
После бала, далеко за полночь, была прогулка по Летнему саду, … «полёт» на извозчике, номер гостиницы, шампанское…и жаркие объятия молодого красавца, яростное сплетение молодых обнажённых тел. Всё происходило словно в забытьи. Очнулась Женечка Арцыбашева только утром на смятых белых простынях гостиничного номера. Фон Кнабенау был уже одет и сидел за столом с любопытством поглядывая на смущавшуюся красавицу, только что пробудившуюся ото сна.
После завтрака, поданного в номер, всё повторилось…Опять срываемая друг с друга одежда, опять безумные, жаркие объятия и страстные слова любви…Но всему приходит конец.
Расставались они молча. Не было никаких обещаний, клятв и договорённостей о будущих встречах. Молодые люди только нежно целовали друг друга и ещё долго не могли расстаться. …
Дома Евгения Петровна призналась мужу, что в прошедшую ночь она была ему не верна, и они больше не могут оставаться вместе.
Сергей Николаевич молча выслушал её. С побелевшим лицом он только и сумел чуть слышно вымолвить
– Алёшеньку я решительно тебе не отдам, … можешь уходить, но сына ты с собой не возьмёшь. Это окончательно.
Санкт-Петербург, Российская империя, 1888 год
Евгению Петровну приютила у себя её сановная родственница в Санкт-Петербурге. К родителям в их родовое тамбовское имение после пережитого «позора» она наотрез отказалась возвращаться. Но, отныне, двери светских салонов, а уж тем более Зимнего дворца с его балами и приёмами, были для Арцыбашевой наглухо закрыты.
В положенный срок, через девять месяцев она родила замечательного мальчугана, которого назвала Александром. Плод её бурной страсти с фон