террористических актов со стороны революционных сил и ответных действий правительства. После этих событий значительная часть студенчества стала в оппозицию царскому режиму.
Вот в такую среду и попал молодой Алексей Арцыбашев. Неокрепшее мировоззрение его было подвергнуто нигилистической, революционной идеологической обработке со стороны более старших товарищей. Эта была прекрасная среда для всякого рода авантюристов и проходимцев, которые выискивали в ней своих сторонников и вербовали в свои организации.
К началу революционных событий 1905 года Алексей Арцыбашев состоял в рядах Партии Социалистов-Революционеров (эсеров) и уже сумел зарекомендовать себя пламенным борцом-пропагандистом. Вечерами, после занятий группа студентов собиралась на одной из явочных квартир Петербурга. Там молодых революционеров старшие товарищи учили азам конспирации, приёмам ухода от слежки наружного наблюдения полиции. Много спорили о будущем России, её политическом устройстве. Изучали историю революционного движения в России на примере «Народной Воли».
На одной из таких встреч присутствовал зрелый мужчина приятной, интеллигентной наружности, с залихватски закрученными по последней моде усами, эдакий Донжуан – похититель женских сердец, одетый в модный твидовый костюм. Хозяин квартиры его не представил, но раз он находился здесь, среди «революционеров», каковыми себя числили студенты-нигилисты, значит ему можно. Значит, так надо. Все они давно усвоили правило – не задавать «лишних вопросов». Он молча сидел в стороне на изношенном кресле, закинув нога на ногу и только время от времени покачивал руками свою трость. Он сидел, слушал горячие споры, не принимая никакого участия в них, лишь скользил внимательным пристальным взглядом по лицам присутствовавших.
Это был никто иной, как Борис Викторович Савинков – один из лидеров самого радикального крыла Партии Эсеров – «Боевой Организации», занимавшейся в Российской Империи террором. Совсем недавно он нелегально прибыл из Женевы в Санкт-Петербург и сейчас подбирал молодых, энергичных людей для своих «адских» затей. Личность сложная, где-то загадочная, ну, по крайней мере, он сам хотел видеть себя таковым. С обретением опыта, Савинков ощущал себя теоретиком террора, претендовал на роль “хранителя канонов”, думал над их дальнейшим совершенствованием.
Задачей Савинкова, с которой он отлично справлялся, было подбирать для “участия в терроре” подходящих людей, готовить их психологически, вдохновлять на самопожертвование ради великих идеалов справедливости и свободы. И они шли на смерть с чувством искренней благодарности партии и, в первую очередь, лично Савинкову за оказанную им честь, за возможность «в борьбе обрести право своё» (девиз Эсеров).
Террор для Савинкова – это искусство, в котором должны быть свои принципы, обеспечивающие “чистоту” жанра. Первоначально ему не нравилась практика эсеров-максималистов, предпочитавших вместо кропотливой,