и в другой профиль – медицинский. Проучившись около десяти лет в классе, где основной уклон был на развитии рациональности ума, на решение физических и математических задач, она неожиданно для себя поняла, что всё это стоит поперёк горла, и так не должно больше продолжаться. Поэтому, особо не советуясь с родителями, Анабель перевелась в медицинский класс. Тогда ей казалось, что это единственно верное решение, иначе и быть никак не могло. Однако сейчас, когда осталось так мало времени до официального дня поступления, до перехода на новый этап своей жизни, Анабель засомневалась: она уже не была уверена ни в том, что она станет врачом, ни в том, что она вообще хочет учиться, ни даже в том, что она хочет завтра видеть людей рядом с собой. Последнее было наиболее странным и нехарактерным, так как для полного счастья ей всегда было необходимо видеть людей вокруг себя.
Анабель откинулась на спинку стула. Было боязно, и страх отдавался колючей проволокой вокруг шеи, и пробежкой глаз из стороны в сторону. Она переминала пальцы, то и дело потирая начинающие потеть ладони, потом подпирала руками голову, уставившись в одну точку, затем вовсе вставала с места и начинала быстрым шагом измерять комнату. Но как только начинал греметь гром, а на её лицо падали лучи молнии, душа успокаивалась и снова спускалась на землю. Она вышла на балкон. Да, есть в жизни в частном доме множество плюсов: хотя бы тот факт, что всё тут принадлежит тебе, и ты знаешь каждый уголок, каждую потёртость на стенах, однако из минусов: второй этаж – отнюдь не предел мечтаний для человека, который теряет голову от манящей дали. Всё, что сейчас находилось перед глазами Анабель – одинокий, ухоженный, как будто затёртый до блеска сад, а вокруг – лес, который сейчас словно принимал тропический душ и потому слегка покачивался.
– Что я наделала… – Анабель снова обхватила голову руками, и, круто повернувшись на пятках, скатилась вдоль стены на пол. Неожиданно, тихо, но всё же слышно, раздался хруст коленок. Она засмеялась громким, непродолжительным смехом. – Совсем из ума выжила. Что я там забыла? Почему нельзя было закончить ту, прежнюю учёбу, и сделать так, как все? Я готова потратить на это свою жизнь, свою молодость? Хотя какая там молодость, колени уже сонеты сочиняют. – И она снова рассмеялась.
А дождь становился сильнее, молнии уже стали походить на естественно созданные лампочки, которые иногда перегорали, и гром будто старался напомнить, кто в этом мире главный. И с каждой такой секундой Анабель становилось легче. Она вздохнула, поднялась и высунулась в окно. Вода с лёгкостью намочила её волосы, но это было отнюдь не неприятно.
– Так, – сказала она себе вслух, – нужно собраться и лечь немного пораньше, чтобы завтра быть свежей и полной сил.
Взяв сумку, купленную специально для завтрашнего дня, Анабель стала собираться в школу. Расправившись с этим делом, она подошла к двери гардеробной и резко потянула её на себя. Теперь дело было куда сложнее, чем положить ручки и тетради. В её коллекции находилось приличное количество костюмов, на самые разные мероприятия и события.
– Цвет? Чёрный. А разве у меня траур? Я же сама сказала: нужно выглядеть свежей. Тогда белый. И буду я как ворона, тоже белая. А чёрный всё-таки классика, да и фигуру отлично подчеркнёт. Какую фигуру, Господи. А туфли? Да подойдут ли они вообще сюда? Вот чёрт…
Анабель оглядела свою комнату. Большая, просторная, со светло-серыми стенами и потолком, частично с лепниной. Кругом мебель белого цвета, заказанная у одной немецкой компании, с представителями которой её отец предпочитал играть в гольф каждое воскресенье нового месяца. Ручки дверей, на которых изящно выгравирована буква «А», стёкла в окнах, которые как будто отсутствуют всё то время, что на них смотришь, и возникают при касании. Стол, прочно закреплённый на своём месте, с прямыми острыми полками, стул, наделённый теми же характеристиками. А эта кровать у дальней стены, с мягким пуфиком возле. Казалось, сталь стала белым пластилином, из которого умелые руки слепили нечто невероятное: изгибы, спирали, прутья с наконечником в форме пешки, а в изголовье – объёмная корона с аккуратными зубчиками. Да, всё это принадлежало Анабель, и она никогда не задумывалась, нужно ли ей всё это, имеет ли минималистичная роскошь какой-то смысл. Она не задумывалась, так как просто привыкла к этому, росла, имея больше, чем многие в её возрасте, сама того не подозревая.
Анабель присела на пуфик и уставилась в стену. Она всё не могла понять, чувствует безразличие или же, наоборот, душа мятётся от переживаний и волнения, ведь не может это всё происходить одновременно? Однако, раз ей так чудилось, значит, так оно и есть.
Ей было страшно, но не это являлось для неё ужасным. Можно быть напуганным, дышать, задерживая дыхание, реветь на полную, ходить из угла в угол, но, когда ты знаешь, что есть люди, ну хотя бы один-единственный человек, которому ты изольёшь душу и будешь знать, что тебе не откажут в поддержке, всегда становится легче. Анабель было до жути необходимо ощутить, что она важна для кого-то, и как же ей было больно от осознания, что нет на свете такого человека, которому она могла бы сейчас довериться, с которым не нужно было бы надевать маску сильного человека. Но, может, она лишь забылась…
Нет, она не была изгоем общества,