увлечения есть срок, – продолжает Лютый, – и, когда он истекает, глупо хлестать себя кнутом: «А ну получай такое же удовольствие, как раньше!» Признать, что нужно что-то другое, – это не предательство.
Владимир морщится, будто в чае попалась совершенно неспелая малина, хуже красной смородины. Но, помявшись, бормочет:
– Мне ведь и офисная работа нравится: бумажек много, но и своих исследований достаточно. А захочется лесной романтики, так возьму жену и дочку, съездим на природу…
– Вот именно! – с нажимом кивает Лютый. И вторая чаша весов уверенно опускается.
Владимир, поведя плечами, сбрасывает каменную тревогу – легко, точно шелковый платок.
– Вернусь из экспедиции – и пойду говорить с начальством. Выбью себе испытательный срок и буду смотреть на практике, что да как.
А на место тревоги уже пробирается осторожное любопытство, и Лютый улыбается уголком губ, зная, что сейчас будет.
– Слушай, а ты всегда выглядишь человеком или?..
– Хочешь на хтонический облик посмотреть?
Владимир кивает: еще бы, не каждый день встречаешь хтонь, как такую возможность упустить? Лютый с удовольствием человека, засидевшегося в одной позе, выпускает хтоническую сторону. Не превращается, как киношный оборотень, – скорее переворачивает игральную карту. Для наблюдателя, правда, это всё равно похоже на превращение: сквозь расплывающийся образ парня проступает чудовище – покрытое серебристо-синей шерстью, ростом чуть ниже потолка, когтистые руки спускаются до колен, вместо лица – нечто среднее между волчьей и крокодильей мордой. Сам бы не придумал облика удачнее – хорошо, что таким родился.
Лютый оскаливается:
– Ну как?
– Н-неплохо, – Владимир, сглотнув, показывает большой палец. – Понятно, каких чудовищ мы должны встречать в глубинах тайги.
И они оба смеются.
С длинной мордой чая не попьешь, поэтому Лютый возвращает человеческий облик. Настает его очередь рассказать о себе – по просьбе Владимира, конечно; и он делится, как рос в кругу хтоней-детей, как играл с ними в хтонические игры: то чувства угадывал, то порезы на скорость заживлял, то ползал по деревьям, цепляясь когтистыми лапами. И как знал, что будущую жизнь непременно свяжет с чем-нибудь подходящим хтони. Родители, правда, ждали чего-то серьезного, но приняли желание работать хтонью в пальто: «Главное – чтобы тебе нравилось».
– А людей вы едите? Мало ли, вдруг звонят и просят кого-нибудь съесть…
Лютый улыбается как можно обаятельнее:
– Ничего сказать не могу: секрет фирмы. Но сам предпочитаю никого не трогать: я мирная хтонь, почти домашняя.
– С таким-то ростом и такими зубами?
– Не суди книгу по обложке! Зря я, что ли, спец по чаепитиям, а не по отрыванию головы?
На прощание Владимир, спросив разрешения, обнимает.
– Ты правда