ворота, на задний, «невоскресный» ход заведения, и стекаются обыкновенно в смежной с кухней комнате.
Пров Викулыч держит себя в этом случае весьма замечательным образом: он и тут, как всегда и везде, свою особую политику и строгий этикет соблюдает. Всем, например, собравшимся в «марушьем углу» мазурикам очень хорошо известно, что Пров Викулыч занимается спуркой[32], все они именно и собрались сюда не за чем иным, как только пропурить ему тыренное. Пров Викулыч, в свою очередь, хорошо знает, что теплые ребятки пришли сюда единственно ради его милости, и не однажды уж он со всеми ними дела этого рода обделывал, а между тем Пров Викулыч перед глазами всей этой обычно-собравшейся компании никогда не решится явно показать, что он занимается спуркой или вообще имеет с ними какие-либо общие дела и интересы относительно вольного товару. «Поэтому, значит, дело – делом, а честь – честью, – рассуждает себе Пров Викулыч, – и честь свою, значит, ты никак обронить не моги».
Пров Викулыч в некотором роде сила, «капиталом ворочает», держит в руках своих весь этот темный люд, и потому третирует его несколько en canaille[33]. Он не сразу выходит к ним в «маруший угол», а так себе – урывками, заглянет туда как будто мимоходом, идя по своему делу, и вообще заставляет себя дожидаться.
– Пров Викулыч, дельце есть до вашей милости! – говорит ему обыкновенно какой-нибудь мазурик заискивающим и даже просительным тоном, кланяясь чуть не в пояс.
– Како тако дельце? – суровым голосом важно-занятого человека возражает буфетчик, почти не удостаивая взглядом своего просителя.
– Так-с… просьбица одна… по секрету-с…
– Ну да! еще чего не выдумай! Некогда мне тут с вами секретничать-то! – бурчит он себе под нос, с большим неудовольствием. – Ну, да! ин – ладно! Пойдем! Эй! Анчутка!
– Чиво-с? – откликается юркий трактирный мальчишка с развращенным лицом и плутовскими глазами, выросший словно гриб из-под земли перед Провом Викулычем.
Буфетчик на это «чиво-с» только глазом мигнет незаметно – и Анчутка опрометью бросается к заднему ходу на сторожку.
За сим следует удаление Прова Викулыча с просителем в секретную квартиру.
А мазурики между тем в «марушьем углу», ожидая каждый очереди, вполголоса меж собой о своих делах разговаривают. Они в этом отношении менее Прова Викулыча церемонятся.
– Что стырил?[34]– осведомляется один у другого.
– Да что, друг любезный, до нынче все был яман[35], хоть бросай совсем дело; а сегодня, благодарение Господу Богу, клево[36] пошло! Зашел, этта, ко Владимирской. Народу за всенощной тьма тьмущая – просто, брат, лафа!
– Ну и что же ты? маху не дал!
– Еще б те маху! Шмеля срубил да выначил скуржанную лоханку![37] – самодовольно похваляется мазурик.
–