и чесноком. Рядом в прозрачном сотейнике лежала белая спаржа, в серебряной миске Кристофль уже остыл соус беарнез.
– Ты можешь объяснить Рузанне, что в беарнез надо класть эстрагон? – сразу сказал Вадик вошедшей Веронике. – Что если не класть в беарнез эстрагон, то это просто масло с яйцом, а не беарнез! Если не могут найти эстрагон, пусть лучше делают голландез, а не беарнез. Голландез к спарже даже и лучше. Можешь ты ей это объяснить?
– Нет, – сухо ответила Вероника. – Именно это я ей объяснить никогда не смогу.
– Ну, значит, я сам объясню, – сказал Вадик, внимательно прожевывая спаржу.
Вероника сделала шаг обратно к дверям и вдруг спросила:
– Скажи, откуда это: «Тебе есть в мире, что забыть, ты жил, я так же мог бы жить»?
– Это Лермонтов, Михаил Юрьевич. Следовало бы вам знать, моя прекрасная леди. Я вам, помнится, не раз вслух читал.
И Вадик принялся по памяти декламировать:
– Пускай теперь прекрасный свет
тебе постыл, ты слаб, ты сед,
и от мечтаний ты отвык,
что за нужда – ты жил, старик!
Тебе есть в мире, что забыть!
Ты жил! Я так же мог бы жить.
Меня могила не страшит…
– А меня страшит, – перебила Вероника.
– Всех страшит, – беззаботно отозвался Вадик. – Но нам рано об этом думать.
Вероника подошла к дверям.
– Слушай, – остановил ее Вадик. – Ты вчера была какая-то… другая. Ночью. Почему? Может, ты не кончила?
Вероника брезгливо посмотрела на Вадика и молча вышла из столовой.
– Поднимись в нашу спальню. Думаю, там кое-что тебя порадует, – сказал ей вслед Вадик.
– В нашей спальне меня точно ничего не может порадовать, – прошептала, не оборачиваясь, Вероника.
– Это я уже понял. И все-таки поднимись.
Медленно, тяжело, как больная, Вероника поднялась в спальню, отделанную английскими обоями, с английской шахматной черно-белой напольной плиткой. За открытым окном перекрикивались дрозды. Вдруг очень близко Вероника услышала другой, жалобный звук. Обернулась. На постели скулило бежевое и пушистое – маленький живой щенок померанского шпица, которого Вероника не то чтобы очень хотела завести, но именно его не хватало для полноты ее инстаграм-странички.
Схватив в охапку послушного шпица, Вероника спустилась в столовую. Вадик доедал пирог баноффи, любимый десерт просвещенных лондонцев, который обескураженная кухарка Рузанна научилась делать с Вадикиных слов из растворимого кофе, бананов и вареной сгущенки.
Вероника тихонько подошла сзади к Вадику, погладила его лысину лапкой шпица и сказала:
– Конечно, я кончила вчера. Разве я могу с тобой не кончить?
Предзакатную февральскую тишину, еще не разрушенную скорым апрельским грохотом жаб и цикад, взрезал гул частного самолета, который Вадик отправил за своими гостями, пожелавшими отметить День защитника Отечества у него во дворце.
Зимовники,