но которому вековые страдания придали болезненную гордость… Я оставил Варшаву в состоянии опьянения от триумфа [после взятия Киева – Н.Н.]».[105]
Ухудшение положения на фронтах первоначально, казалось, никак не повлияло на настроение поляков, что вызывало недоумение де Голля: «Ни крика, ни движения толпы, – записал он 1 июля 1920 г. – Что это все означает? Спокойствие народа, уверенного в своей силе и доверяющего своей судьбе; или это покорность веками несчастной нации, у которой не было времени воссоздать живую душу и которую невзгоды не подтолкнули к действию?»[106]Через неделю капитан вновь вернется к этой мысли: «угнетенная, захваченная родина – это привычно для них [поляков – Н.Н.]»[107]. Он все чаще будет писать о «невзгодах, «бедах», «несчастной судьбе», «вечной тоске» польского народа. «Мое общее впечатление от страны посредственное, – отметил капитан в военном дневнике 13 июля. – Нищета продолжает распространяться. Каждые три месяца жизнь дорожает в два раза. Польская марка является сейчас самой слабой денежное единицей в мире (не считая рубля), и ничто не предвещает ее роста». Французский офицер настолько обеспокоен положением дел на фронтах советско-польской войны, что полагает: для Польши «настало самое время сдерживать себя, подписать мир с Русскими, по-простому договориться со своими соседями Литовцами, Немцами и Чехами и приняться за работу»[108].
Особо угнетало де Голля состояние польской армии, ради формирования и обучения которой он, собственно говоря, и приехал в Польшу весной 1919 г. В своих дневниковых записях о событиях «польской кампании» больше всего страниц де Голль посвятил проблемам, с которыми столкнулась возрождаемая польская армия. Он отмечал отсутствие у польского военного руководства четких методов управления, что вело к «снижению эффективности, необходимой для функционирования любой армии». Характерная для польских вооруженных сил большая текучесть кадров командного состава имела, по его мнению, своим следствием то, что «войска получали либо устаревшие, либо уже не нужные приказы». Это, в свою очередь, приводило к невыполнению приказов и неповиновению со стороны солдат[109]. Де Голль указывал на неумение армейского руководства координировать действия воинских частей, осуществляя миссию взаимодействия; он описывал их как абсолютно разрозненные формирования, «каждое из которых действовало по своему усмотрению»; «несмотря на боевые качества пехоты, командование плохо регулирует ход марша … Никогда не фиксируется маршрут. Им [полякам – Н.Н.] неизвестно понятие отправной точки для построения колонн. Они не делают привалов. Артиллеристы часто передвигаются, не соблюдая расстояния между орудиями»[110]. По словам де Голля, польские командиры «часто надеются на случай», не желая четко следовать разработанным тактическим планам[111]. Другие французские военные также расценивали методы ведения поляками боевых операций как контрпродуктивные,