шанс раздеться перед мужчиной?
Сказал – что хлыстом ударил. И ведь не было в голосе и тени издёвки, но тело напряжённо вытянулось. От обиды перехватило горло. Пальцы стиснули древко зеркала так, что побелели костяшки.
Впрочем, Ларанский имел неприятную привычку говорить, что думает, не заботясь о том, как это воспримут остальные. Так стоит ли ожидать, что он поступит по-другому? Тем более что натурщицы зачастую для художников – не больше, чем материал. Отработала – заменили.
Яркие краски мастерской поблёкли. Стёрлось тепло утра. Я зябко поёжилась, будто кто-то настежь открыл балконную дверь и запустил ноябрьский ветер. Уязвлённая гордость требовала послать художника к чёрту и немедленно покинуть мастерскую.
В зеркале отразилось бледное лицо Ларанского. Рыжие брови съехались к переносице. Ему не надо было говорить, – взгляд выражал такую палитру эмоций, что боль в мышцах испарилась. Но желание взбунтоваться разбилось о непробиваемую стену чужой воли.
Губы художника дрогнули, но сказать он не успел. Дверь в мастерскую с грохотом отворилась, и на пороге появился взлохмаченный парень с очками на носу:
– У меня срочные новости, Дан. Они касаются Эдмунда.
Ларанский повернулся к вошедшему:
– Разве тебе не говорили, что искусство не терпит суеты и грубого обращения? – художника не было видно, но, готова поспорить, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Кем бы ни был нежданный гость и какими бы срочными ни были новости, Дан воспринял с привычной прохладной отрешённостью. – Не сто́ит вламываться в мастерскую в… таком виде.
Похоже, гость не рассчитывал на подобный приём. По его лицу пробежала тень недоумения, а тело выдавало скрытую взволнованность, которая грозила вот-вот вырваться наружу.
– Прежде чем продолжить разговор, предлагаю тебе выпить чаю. У мадам Фифи есть отличный травяной сбор. Успокаивает нервы и просветляет разум. Ты выглядишь, прямо скажем, паршиво. В отличие от искусства, мёртвые могут подождать. Они своё отторопились.
Парень выразительно закатил глаза и вышел из мастерской.
В груди зашевелилось необъяснимое чувство, липкое и давящее, словно я увидела то, что не должна была видеть. Уж не знаю, что больше повлияло на меня – смятение молодого человека или равнодушие Ларанского.
Дан уловил моё настроение. Послышалось глухое позвякивание стаканчика с маслом и шорох вытираемых о тряпку кистей.
– Пожалуй, на сегодня всё, – негромко сказал художник. – Можете идти отдыхать.
Я с наслаждением потянулась и принялась осторожно разминать затёкшие мышцы. Из груди вырвался вздох облегчения.
Позирование – крайне утомительное занятие. Труд, который кажется лёгким и необременительным, скрывает свои нюансы. Например, нужно уметь владеть телом, обладать хотя бы минимальными актёрскими навыками и суметь справиться с подступающей стыдливостью, когда дело касается обнажённой натуры. И, конечно, необходима поистине титаническая