в двух шагах от лестницы, лежало свернувшееся калачиком черное тело. Светлана даже не смогла разобрать по его ногам, по ступням, человек это или нет. Кажется, в теле было больше человеческого. А на нем, кроме мух, ползали десятки хорошо знакомых крепеньких и блестящих кусак. Свету замутило, да тут от одного запаха умереть можно, она отпрянула от парадной, даже не подумав закрыть дверь, и пошла прочь, едва сдерживая рвотные позывы. Обернулась только один раз и увидела, как те противные зверьки, которых она считала крысами, весьма проворно кинулись к открытой двери, видно, на запах.
В следующей парадной никаких тел не лежало, горели лампы, но стойкий запах фекалий и застарелой грязи присутствовал и здесь. Зато не было такого свирепого солнца. Она огляделась. Странное дело, но тут все было другое: другие перила, двери, плафоны, звонки на дверях другие. Девочка тихонечко, прислушиваясь ко всякому шуму, пошла вверх по прохладным и липким ступенькам, осматриваясь. Но все двери на первом этаже оказались закрыты.
Одну из дверей она даже подергала. Нет. Заперта. Светлана поднялась на второй этаж. Там, на площадке, она увидела допотопный трехколесный детский велосипед, стоящий у одной из дверей. Выше, этажа на два, зло закричала птица, громко захлопала крыльями, но этих птиц Светлана не боялась, они кричали в небе. Она пошла дальше, на третий этаж. Птица не птица, а обувь и одежда ей очень нужны. И на третьем этаже она нашла открытую дверь. В этой квартире не было ничего, мусор да высохшие испражнения, которые даже уже не воняют от старости. На полу в одной комнате она нашла древний музыкальный аппарат, на котором проигрывают пластинки в пожелтевших конвертах.
«Клавдия Шульженко», – прочитала девочка надпись на одном из конвертов. Она даже не могла вспомнить такого имени, и в этой квартире все ей казалось чужим. Паркет, сломанная мебель, эмалированный бидон, желтый с красными вишнями, даже витые провода и черные уродливые выключатели. Все было не такое, как у нее дома. Она, перешагивая через мусор и остатки мебели, подошла к окну, из которого в комнату вливались до боли в глазах белые лучи солнца. И сразу узнала то место, которое увидела из окна. Проспект Юрия Гагарина.
А если взглянуть чуть левее, знакомый с детства перекресток Гагарина и Бассейной. Весь проспект был отлично виден. В ее мире… там, не во сне, проспект не видно из-за больших деревьев, что растут вдоль дороги, а тут деревьев нет. Он весь как на ладони. А чуть левее она увидела СКК. Да, тут он еще стоял, а в реальности его снесли почти год назад. СКК был большим, серым, тяжелым зданием, но в ярком солнце казался абсолютно белым, и огромная площадь вокруг него тоже казалась белой и еще горячей, и над всем этим светлым местом почти неподвижно висели три медузы. Большая и две поменьше. Неприятное место. Но сразу за ними она увидела в дымке большую и хорошо знакомую красивую вывеску «Радуга». Это был один из любимых торговых комплексов: сколько фильмов она там посмотрела, сколько всего купила, сколько съела вкусного на фудкорте. Вспомнила – и