узнал обо всем и как жестоко отозвался бы он о графе, которого теперь так хвалил. Поддерживать это хорошее расположение было необходимо, и потому предстояло молчать до последней возможности.
Альфред между тем писал очень исправно и неделю за неделей приходили его известия в условленные дни. Они адресовались теперь прямо на имя Добланера, и по особому распоряжению доставлялись к нему на дом. Переговоры графа с опекуном оказались совершенно безуспешными, но в то же время вполне выяснили положение дела для обеих сторон. Альфред, движимый сильными ощущениями и стойким решением, разом развился и возмужал. Он со своей стороны объяснил опекуну в очень почтительной форме, что сдержать данное им слово было его священным долгом столько же в силу любви, сколько в силу чести. Генерал скоро усмотрел, что в данном случае не могло быть и речи о тех заблуждениях и увлечениях молодости, которые проходят сами собой, и потому решил противопоставить всему высказанному Альфредом только свои опекунские права. Так как Альфред выразил полную готовность безусловно подчиниться им только до своего совершеннолетия, то генерал вынужден был прибегнуть к последнему средству: он задел благоговейное отношение молодого графа к памяти покойного отца и объявил ему волю последнего относительно будущности сына. Покойный граф выразил опекуну желание, чтобы Альфред посвятил себя дипломатической карьере и, кроме того, занялся бы управлением майората. В связи с этим планом предполагалась, само собой разумеется, женитьба молодого графа на одной из представительниц самых высших сфер в Вене, чтобы еще увеличить значение дома графов Карлштейнов и обеспечить успех карьеры Альфреда. Все это очень не трудно было бы осуществить при значительных связях опекуна, которому покойный граф оставил обстоятельное распоряжение относительно устройства судьбы своих детей. При благоговейном почитании памяти покойного отца, Альфреду не могло, конечно, и в голову прийти возражать, что бы то ни было, на слова опекуна, но вопрос о любви к Мойделе оставался, тем не менее, неприкосновенным. Отрешиться от этого чувства было ему не по силам. Мало по малу перестал протестовать и генерал. Оказалось, что Альфреду была небезызвестна история жизни покойного графа, который в свою очередь уклонился от женитьбы, предназначенной ему отцом. И, следуя выбору своего сердца, оставил дипломатическую карьеру и посвятил себя науке, к которой чувствовал непреодолимое влечение, и которая преобразила его, как читатель уже знает, в Фауста новейших времен. Это, конечно, жестоко противоречило желаниям родителей, готовивших своего даровитого сына к высшему назначению, и примирение между ними состоялось только после размолвки многих лет. Граф Эрих, дед Альфреда, переживший много разочарований в своей дипломатической деятельности, в конце концов, пришел к убеждению, что сын его, безусловно, счастливый в супружестве и посвятивший свою жизнь спокойным, правильным занятиям наукой и управлению имением, избрал лучшую долю именно потому, что предпочел