этим болезненным решением, граф отправился обратно в Бенарес вместо того, чтобы вернуться в Европу.
Вопреки молодости и крепкому здоровью, Альфред неминуемо впал бы в неизлечимую меланхолию, если бы его апатию не осилил живой интерес к наукам о таинственном! Его встряхнуло сознание долга: со смертью Генриха он лишился усердного помощника в предпринятом сложном деле, и отныне ему предстояло справиться с двумя задачами – разыскать малютку Эммануила и наглядно убедиться в бессмертии Мойделе и незабвенного друга. По приезде в Бенарес Альфред прежде всего поспешил к Ковиндасами. С согласия факира опыты продолжались еженедельно и были все одинаково удачны. Альфред более не сомневался в возможности сношения нашего мира с невидимым. Все, что он узнал через Ковиндасами, вполне совпадало с показаниями Гассана и с тем, чего удалось добиться Генриху. Приписывать это поразительное совпадение простой случайности было бы нелепо, – более того, сумасбродно. В общем, Альфреду удалось выяснить следующее пункты: прежде всего год и день, когда он должен был найти своего сына. Затем самое место, где он будет, перед тем, когда найдет Эммануила. Согласно показаниям Гассана и Ковиндасами, он должен был перейти в этот день через Элондглетчер по направлению к каменному выступу. Там ему предстояло встретить человека со шрамом, того самого, с которым он должен был предварительно познакомиться в Венеции. Все это неоднократно повторялось и подтверждалось как Гассаном, так и Ковиндасами, но более обстоятельных разъяснений Альфреду не удалось добиться, как он ни просил, как ни настаивал. Самому же ему было, конечно, трудно уловить какую-нибудь определенную связь в поименованных событиях.
Напрасно пытался Альфред пополнить собранные им сведения более обстоятельными показаниями из других источников. Мир духов упорно отказывал ему и подробных сообщениях, и каждый раз, как он прибегал к посредничеству факиров, видения обрывались на «белой горе, которая исчезала в непроницаемом тумане. За этой неизменной завесой скрывалось дальнейшее будущее. Только одно обстоятельство не утаивалось: в тот день, когда Альфред должен был очутиться на «белой горе», ему неминуемо предстояла большая опасность, от которой его и предостерегали факиры. Но могла ли пугать Альфреда опасность, которая являлась лишь проходящим препятствием к свиданию с Эммануилом. Ему было обещало, что он найдет своего сына и это обещание стало для него как бы догматом: раз что предстоявшая ему неотвратимая опасность не устраняла возможности желанного свидания с Эммануилом, то она представлялась ему только очистительным подвигом, которым он должен был окупить счастье найти своего сына. Такова была воля судьбы, и он покорился ей.
С одной мыслью не мог примириться Альфред: его страшила перспектива мучительной неизвестности в продолжение стольких лет. За что же, наконец, был обречен Эммануил пронести лучшие годы своей жизни вдали от любящего отца. Граф был решительно не в состоянии поверить