чертову зелень – ешь, но спать будешь на диване».
Эти отношения и договоренности были новыми для каждого из них, и Саша понимала, что понадобится некоторое время, чтобы к ним привыкнуть. Родители Корда, Чип и Тильда, годами сетовали, что дом слишком велик для них двоих, находится слишком далеко от гаража и что им надоело орудовать лопатой, расчищая снег, и таскать мусор для переработки к бордюру. Они входили в число инвесторов многоквартирного дома на расстоянии пары кварталов, бывшего кинотеатра «Бруклин-Хайтс», ныне перестроенного в пять роскошных кондоминиумов, и когда решили занять одну из его двухэтажных квартир, то переехали всего за неделю с помощью одного своего старого «лексуса» и мужа своей экономки, которому заплатили триста баксов. От дома, где они прожили четыре десятилетия, они отказались как-то уж слишком быстро, и Саша так и не смогла понять, что из вещей они увезли с собой на новое место, если не считать одежды. Они оставили в спальне даже свою двуспальную кровать с пологом на четырех столбиках, и Саша испытывала более чем странные чувства, когда ложилась спать.
Стоктоны решили дать Саше и Корду возможность поселиться в их пустующем доме и жить там сколько захочется. А потом, когда-нибудь продав этот дом, они намеревались поделить деньги между Кордом и его двумя сестрами. Были в этих договоренностях и другие пункты, предназначенные для уклонения от уплаты нежелательных налогов на наследство, но Саша делала вид, будто не подозревает о существовании подобного документа. Да, Стоктоны позволили ей выйти замуж за их сына, но на неком глубинном уровне она понимала: ей скорее разрешат зайти к ним в разгар оздоровительного тройничка с партнершей Тильды по бриджу, чем изучать их налоговую отчетность.
Пока Саша и Корд убирали со стола, его родители направились в гостиную выпить после ужина. В углу комнаты стоял сервировочный столик на колесах со старыми бутылками коньяка, который им нравилось пить из крохотных стопок с золотыми ободками. Стопки, как и все остальное в доме, имело свою давнюю историю. В гостиной были длинные портьеры из синего бархата, рояль и кусачий диван на ножках в виде когтистых лап с шарами, некогда входивший в меблировку губернаторского особняка. Однажды Саша сглупила, посидев на этом диване, и заработала такое сильное раздражение с задней стороны ног, что перед сном ей пришлось намазаться каламиновым лосьоном. В вестибюле сохранилась люстра, в гостиной – старинные стоячие часы с таким громким боем, что Саша аж вскрикнула, впервые услышав его, а кабинет украшала громадная картина с кораблем среди зловеще темного океана. В атмосфере дома в целом чувствовалось что-то смутно морское – забавно, ведь находился он в Бруклине, а не где-нибудь в Глостере или на Нантакете, а Чип и Тильда, хотя и проводили порой лето, плавая под парусом, обычно фрахтовали яхту с экипажем. На стеклянной посуде были выгравированы корабельные штурвалы, коврики под приборы