жизнь с чистого листа, – приговаривал Шунь, вынимая из-под раковины стиральный порошок.
Он щедро посыпал порошком промежность Хана. Кожу начало жечь, и Хан брыкался так неистово, что смог раз или два ударить Шуня. Тогда Черныш скрутил Хану руки, а Шань, улучив момент, крепко прижал обе его ноги к полу. Шунь метнулся к раковине и стал что-то искать.
– Возьми мою, она новая, щетина жесткая, – подсказал Черныш, злобно усмехаясь.
– Точно!
Шунь вернулся с зубной щеткой, и Хан, поняв, что его ждет, закричал сквозь вонючую тряпку так громко, как мог. Шунь опустился на колени и провозгласил, размахивая зубной щеткой:
– Давайте же, братья, очистим плоть и душу этого грешника!
Плеснув на стиральный порошок воды, он принялся тереть промежность Хана щеткой. Тот впился зубами в кляп, чтобы не потерять сознание от жгучей боли и унижения; слезы ручьями лились по его щекам. Время словно застыло, и Хану чудилось, что он страдал целый год, а может, и сотню лет.
– Чего шумите? – донесся голос из камеры.
Шунь обернулся и увидел у двери Ду Минцяна, потирающего спросонья глаза.
– Не твое дело, иди отсюда! – рыкнул Черныш еще свирепей, чем обычно.
– Как это не мое дело? – возмутился Ду. – Нам завтра вставать рано, а ты мне спать не даешь.
– Ты совсем страх потерял?
Черныш отпустил Хана, шагнул к Минцяну и сильно его толкнул. Тот схватился за стену, чтобы не упасть.
– Эй! Я же ничего такого не сделал! – воскликнул Ду.
Хотя Черныш уже готовился к бою, Пин вдруг объявил:
– Ладно, хватит. Пора на боковую.
Возражать ему Черныш не посмел.
Тут в туалете раздался шум возни. Не успел Черныш и глазом моргнуть, как Хан прошмыгнул мимо него и бросился к двери камеры.
– Держи его! – крикнул Пин, но было поздно.
Хан уже выплюнул кляп и, вцепившись в решетку на окне, завопил во все горло:
– Помогите! На помощь!
Пронзительный вопль разбудил заключенных в других камерах, и вскоре отовсюду послышались ругань и ворчание. Некоторые тоже начали что-то кричать, и в тюрьме воцарился хаос.
– Черт тебя дери, заткнись уже!
Черныш подскочил к Хану, схватил за горло и попытался оттащить от двери. Однако тот, продолжая голосить, теперь лишь немного приглушенно, держался за решетку с отчаянной силой. Шунь и Шань выбежали из туалета.
– Оставь его! – велел Шань, оценив ситуацию. – Все по нарам!
Шунь, недолго думая, подбежал к своей кровати. Черныш понял, что быстро успокоить Хана не удастся, и тоже вернулся на место; Шань забрался на верхнюю койку. Ду Минцян, покачав сокрушенно головой, последовал их примеру. Хан, утратив всякое самообладание, вопил без остановки.
Вдруг во всем тюремном блоке зажглись лампы. Пин и остальные вскочили на ноги, стараясь изобразить заспанные лица для камеры видеонаблюдения над дверью. Яркий свет словно отрезвил Хана. Он перестал кричать и, осознав, что стоит голым ниже пояса, стал натягивать брюки.
– Камера четыреста двадцать четыре,