портянка, скомканный клетчатый платок; в другом ничего, кроме большущей дырки с кулак. А вот во внутреннем что-то было. Покопавшись, медбрат извлек отполированный до зеркального блеска патрон от «калаша» и мятую затертую фотокарточку симпатичной девушки с короткой стрижкой и смеющимися глазами.
– Это девчонка Сереги Ефимова, я, кажется, видел эту фотку у него.
– Какого Ефимова? Ну ты, Костян, даешь! Башкой, что ли, о броню шандарахнулся? Ефимов же только что с нами был! С Дудаковым и Стефанычем на «бэхе»!
– Да, верно! Серега с нами был! Что-то, братцы, и взаправду мозги у меня заклинило!
– Лечиться надо, Склифосовский!
– Погоди, погоди, я ведь тоже видел эту деваху! – откликнулся Крест, снайпер Валерка Крестовский, навалившись сзади на спину Чахову.
– Стоп, мужики! – Ромка Самурский хлопнул себя рукавицами по бедру. – Вспомнил! Эта же фотка «дяди Федора»!
Дядей Федором в роте за глаза называли Фарида Хабибуллина, здоровенного парня, спортсмена из Татарии, перворазрядника по вольной борьбе. Никто из «дедушек» его не трогал, все боялись с ним связываться, поглядывая на его твердые бицепсы и бычью шею. Несмотря на его вечно хмурую физиономию, он был спокойным, безобидным, в меру флегматичным пацаном.
– Точно! – оживился Свят Чернышов. – Фаридка Хабибуллин мне ее еще полгода назад показывал, когда мы с ним наряд по кухне тянули. То-то я чувствую, что где-то видел ее!
– Дай сюда! – Ромка, сунув потрепанные перепачканные рукавицы под мышку, бережно взял фотокарточку из рук Терещенко.
– Смеется, – грустно сказал он, кивнув на снимок, который держал перед собой, разглаживая трещинки на портрете большим огрубевшим пальцем.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Шилов примчался сразу же, как только узнал о трагедии, разыгравшейся под Герзель-Аулом.
– Миша, Лене не говори, – с трудом шептали потрескавшиеся бледные губы капитана Теретьева.
– Коля, все будет хорошо, – успокаивал Шилов друга, держа его черные от гари пальцы в своих сильных ладонях и вглядываясь в серые неподвижные глаза с опаленными ресницами.
Николая увезли в операционную. Капитан, расстегнув отсыревший бушлат, подошел к окну в конце коридора, где курила группа раненых. Прикурил. Угостил сигаретами. До погруженного в горькие думы Шилова долетали обрывки разговора.
– Под станицей Степной во время разведки боевики накрыли его группу минометным огнем.
– Ну, думаю, кранты! Не знаю, каким чудом тогда вырвались из той переделки.
– Надо было каким-то образом вернуть тела погибших. Обратились к местным старейшинам. На переговоры выезжал сам Батя, полковник Лавров. Сошлись на том, что погибших ребят обменяют на четырех убитых чеченцев.
– Из носа и ушей течет кровь! Башка трещит как грецкий орех! Вот-вот треснет! Ничего не соображаю.
– Во время зачистки в подвале