ими, но никак не могла привыкнуть к их крикам. К тому же она никогда не слышала, чтобы павлины кричали ночью.
Она встала, приняла душ, с удовольствием вдыхая аромат цветочного мыла, пригладила щеткой короткие волосы и оделась – шорты, сандалии и белая блузка без рукавов. Потом положила в сумочку, где уже лежал дневник тети Киддер, брошюру о курорте и карту и вышла.
Буйство красок и легкий ветерок с моря подействовали на нее, как на всех жителей умеренных широт, – заставили удивиться, почему она живет и работает в стране, где зима и темнота занимают такое большое место. Асфальтовая дорожка вела вдоль зарослей, из которых то и дело вылетали птицы самых невообразимых расцветок. Сверяясь по карте, Элинор шла мимо лагун, дорожек, деревянных мостиков, переброшенных через искусственные каналы. Справа в просветах листвы изредка мелькали черные лавовые поля. На северо-востоке по-прежнему виднелась громада Мауна-Лоа, но облако пепла над ним уже стало еле различимой серой чертой на горизонте. Слева океан возвещал о своем присутствии всем пяти чувствам: бликами света на воде, запахом водорослей, тихим рокотом прибоя, легким ветерком и вкусом соли на ее губах.
Элинор свернула влево, на лестницу, вырубленную в вулканической породе среди пожара цветов, прошла мимо пустого бассейна и вышла на пляж Мауна-Пеле. Длинная полоса белого песка упиралась слева в невысокие скалы, а справа – в лавовые поля. Она могла видеть над берегом более дорогие хале – большие дома самоанского типа из красного дерева – и семиэтажную глыбу Большого хале, выглядывающую из пальмовой рощи. У входа в бухту гуляли нешуточные волны, разбиваясь о скалы веером брызг, но на защищенный берег волны накатывались мягко, с ласковым шелестом.
На идеально чистом пляже не было никого, кроме двух рабочих, просеивающих песок, бармена за стойкой возле бассейна и Корди Стампф, раскинувшейся в шезлонге у самого края океана. Элинор улыбнулась. На ее спутнице был закрытый купальник в цветочек, выглядевший так, будто его купили в 50-е годы и с тех пор не надевали. Тяжелые руки и бедра Корди были молочно-белыми, но круглое лицо уже подрумянилось на утреннем солнце. Темных очков она не носила и прищурилась, когда Элинор подошла к ней ближе, увязая в горячем песке.
– Доброе утро. – Элинор посмотрела вдаль, туда, где у границы бухты встали на страже тяжелые волноломы. – Отличный день.
Корди Стампф только хмыкнула.
– Вы знаете, что они тут подают завтрак только в половине седьмого? Как можно загорать на голодный желудок?
– М-м-м, – согласилась Элинор. Часы она оставила в хале, но думала, что уже больше семи. Ей приходилось рано вставать на работу, но, предоставленная самой себе, она читала до двух-трех ночи и спала до девяти. – И где вы в конце концов позавтракали?
Корди махнула рукой в сторону Большого хале:
– Они накрывают там. Знаете что, – она прищурилась, – или эти богачи долго спят, или тут не так много народу.
Элинор кивнула. Солнце и шепот волн наполняли ее истомой. Она не могла поверить, что в таком месте может происходить что-то