с пивом. Вот и позавчера купил двести граммов и съел одним махом. Несколько скорлупок упали на ковёр. Я подобрал их и выкинул в унитаз. С утра пошёл в туалет, а они там плавают. Штук пять. Я ещё удивился, как это они не утонули за ночь, и помочился в раковину, чтобы не смывать. Когда вернулся с работы, осталось три. К ночи плавала только одна. И вот сегодня я проснулся и бросился к унитазу, а там пусто. Скорлупка утонула, и я…
6. Runaway (Побег)
И я тоже пошёл ко дну. Ноги перестали чувствовать асфальт, а руки плетьми упали вдоль тела. Опять накатило. От духоты, ходьбы и воспоминаний. Я стал повторять про себя: «От травы не умирают, от травы не умирают», но не очень помогло. Я остановился и начал тереть глаза кулаками. Под мышками взмокло, и заболело в плече, будто я постарел лет на десять.
– Какая же глупость и чушь! – подумал я вслух и добавил: – Трава врёт. Трава врёт. Тебе кажется.
Посеменил на месте и пошёл дальше.
Впереди показался дорогой ресторан, перед которым была дорожка в парк.
«Там природа и прохладней. Может, свернуть?» – спросил я у себя, и, будто говоря «да», заиграл цветочный синтезатор. На него наложились среднетемповые гитары и дальше фулбэнд[7]. Честер пел сдержанно. Сосредоточенно. Самая спокойная песня в альбоме. Название на русский переводится как «Побег». Название говорящее. Точнее не описать, чем занимался Лёнька после больницы.
Когда кончался куплет, я зашёл в чёрные ворота парка, а между Честером и Шинодой началась перекличка:
Честер: Now I find myself in question. (Теперь я чувствую себя проблемой.)
Шинода: They point the finger at me again. (Все опять показывают на меня пальцем.)
Честер: Guilty by association. (Виновен за компанию.)
Шинода: You point the finger at me again. (Ты опять показываешь на меня пальцем.)
Честер не выдержал и психанул припевом. Не сказать, что сильно эмоционально, но пронзительно. Со знанием дела. Явно испытав то, о чём пел. Как можно не поверить в его искренний «I wanna run away?»[8] Тем более сейчас, ведь с Лёнькой всё так и случилось, как в песне. Он, будучи гордым человеком, жестоко страдал от перенесённого унижения. Ему казалось, как он сам мне однажды признался, что все видят в нём теперь только «вафлю, обсоса и минетчика». Его угнетало это. Лёнька пытался сопротивляться, но в итоге выбрал самый лёгкий путь решения проблемы. Он сбежал, порвав по возможности все старые связи. Взамен же нашёл себе новых друзей, теперь не по адресной принадлежности, а по гнилым интересам.
Лёнька много времени стал проводить в общагах на окраине Владимира: между тракторным заводом и объездной дорогой, которую в народе называли Пекинкой. Там жил его новый лучший друг Вовка Вотик – наш ровесник в униформе говнопанка: белые гриндерсы, чёрные джинсы, балахон Exploited[9] и бейсболка Purgen[10], из-под которой торчал хвостик ирокеза, или, как мы его называли, иро. Лично я никогда не видел Вовку с гордо поставленным гребнем. Всегда только намёк из-под кепки – просто дань говнопанк-традиции. Как и в