меня перехватывает дыхание.
− Вы играете с огнем, госпожа Воронцова.
− Покорность не мой конек.
− Быть может, у вас тоже есть правила?
− Д-да… − мой голос слегка дрожит, саму меня бросает в жар. − Это… заповедь.
− Воистину занимательно, − он смотрит на меня с неподдельной заинтересованностью.
Я набираю побольше воздуха в легкие и со всей уверенностью преподношу:
− Современная девушка должна подчиняться власти секса, а не сексу власти.
Зрачки в глазах Гавриила Германовича расширяются. Он еще долго не моргая глядит на меня, но прочесть что-либо в глубокой синеве его глаз невозможно.
− Признаться, госпожа Воронцова, ваша откровенность меня потрясла.
«Признаться, не одного вас!» − корю я себя, дернуло же меня за язык.
А между тем потемневший взор Гавриила Германовича начинает беззастенчиво блуждать по моему телу, как будто перед ним представили долгожданное лакомство.
− Воистину занятная заповедь, − подчеркивает он хриплым сексуальным голосом и с гастрономическим аппетитом облизывается − словно его губы запачканы любимым десертом.
Мое лицо заливается краской, возникает желание нырнуть в бассейн, который от нас всего в десяти шагах. До кучи мой рот округляется, поскольку взгляд приковывается к черным брюкам Гавриила Германовича − ткань выразительно вздулась в причинном месте. Моментально меня атакует мысль, что все это − галлюцинации, потому что в следующем действии он раздраженно закладывает руки в карманы брюк и тем самым разрушает неприличное видение.
«Воронцова, твоему столику больше не наливать!» − назидательно грозит мне пальчиком глас трезвости. Помилуйте, с какой стати мне, заурядной девушке в очках без каких-либо внешних намеков на роковую манекенщицу, становиться источником мужского возбуждения?
− Я обратил внимание, что ваш брат с нас глаз не спускает, − выводит меня из раздумий грубоватый тембр Гавриила Германовича, он вновь оборачивается ко мне со своей маской неподступного благородства. − Полагаю, одно мое неверное движение − и он пустит пулю мне в голову.
− Э-э… Никита просто отказывается мириться с тем, что я стала взрослой.
Безотчетно ища глазами брата, я притягиваю к себе внимание Бобби, который расплывается в улыбке, способной обогнуть земной шар.
− Уилсон − ваш друг? − внезапно звучит грозный вопрос у меня над ухом и уже каким-то образом с приказом на ответ.
− Уилсон, − эхом повторяю я, боясь, что нас услышат. − Д-да… Это он вам сказал? Подождите… вы знакомы?
Гавриил Германович приветственно салютирует Бобби бокалом, но тот с откровенной неприязнью отворачивается.
− Знакомы.
− Только не в лучших отношениях, как я погляжу, − слетает у меня с языка фривольное замечание.
− Я не обсуждаю подобные темы. Все последующие вопросы будут пресечены на корню.
− Зверь! − выплевываю я, как оскорбление.
Наши взгляды сцепляются: мой − дерзкий с мольбой о пощаде, его − обещающий, что пощады