то она скорее – антибабушка, – сквозь зубы проговорила Даша, пытаясь вдеть в платье перевернувшуюся вверх ногами сестренку.
– Вот каким разговорам тебя твои книжки учат, – папа взял в руки книгу, недочитанную дочерью и, открыв окно, выбросил ее на балкон. – Чем такой грамоте учиться, лучше уж тебе безграмотной остаться.
– А книга-то тут причем?! – рассердилась Даша. – Мы не у книг, а у старших жизни учимся. Какой пример подадите, такими и вырастем.
– Вот именно! – Алеша скрутил руки на груди. – А с чем пирожки?
Папа хотел отразить удар Даши гневной речью, но вопрос сына вернул ему доброе расположение духа.
– С яйцами и зеленым луком.
– Ух ты, мои любимые!
– А мои не любимые, – донесся из детской сипловатый голос Женьки.
– А тебе их и не есть, – голос папы снова стал строгим. – Ты еще наказана. Посидишь дома и хорошенько подумаешь над своим поведением. Такого еще никогда не было, чтобы Островы учителям дерзили.
– Было, – девочка вынырнула из подушки и приросла к дверному косяку, – Алешка же дерзил.
– Тоже мне, сравнила – Алешка пацан, а ни кисейная барышня.
– А я что – кисельная барышня? – Подумав про кисель, Женька сглотнула слюну и, оглядев себя, сделала вывод, что на кисель она не похожа. Разве что, ослабшие ноги немного напоминали нечто подобное – но все ж таки, не кисель, а скорее, дрожащее желе. – И ни чуточки не кисельная. А значит, меня не надо было наказывать, и значит, я должна теперь тоже с вами идти.
– Ты что, со мной еще спорить будешь? – папа зачем-то подцепил большими пальцами рук опоясывающую его «змею».
– Я боюсь! – Женька опять начала всхлипывать и давиться плачем. – Я не хочу одна дома…. Я боюсь! Вы меня одну не оставите! Я хочу с вами. В черную дыру…, с вами хочу.
– Ты останешься не одна, а с бабушкой Сашей, – попыталась успокоить Женьку мама, с трудом переборовшая сопротивление крутящейся Инны, не желающей перемещаться из домашнего сарафана в брючки с кофтой.
– Но она же почти всегда спит, – под Женькины острые ноготки заползли осколки сухой краски, покрывающей косяк. – И я не знаю, живая она или нет. Она же не двигается, и так на скелет, когда лежит, похожа. Особенно, когда темнеет, – у нее же глаза, как дырки становятся. Я не хочу с ней оставаться. Я с вами пойду. Мама, скажи, ну, я же боюсь!
– Да, пусть с нами идет…, – робко предложила мама.
– Я свое слово сказал, и менять ничего не собираюсь, – не уступил папа.
– Но ты же видишь, что ребенок сильно нервничает.
– Что ты мне из ребенка девчонку трусливую делаешь?
– Так она и есть девочка, – мама тоже начала терять спокойствие.
– Тьфу ты, забыл, – папа щелкнул по так и не расстегнутой пряжке ремня.
– «Совсем память короткая стала, – подумала Женька, – наверное, короче дециметра даже. Только что, ведь, помнил, что я барышня. Наверное, у него теперь в памяти тоже черные дыры. А если он так совсем беспамятным станет, или даже