к себе соответственного, а не домашнего отношения.
– Будет тебе, – сдержанно зарычал Ганс, – и отношение, и почести. Всё как надо. Слезай, говорю.
– Нет. Поищем другой.
– В этом городе только один постоялый двор.
– Значит, поищем просто дом.
– Мы станем терять драгоценное время из-за названия?!
– Пф. Не только. Здесь два этажа, мне комфортно на третьем! А само здание ты видел? – Энши обвиняюще указал на стены дома, заботливо покрашенные самое позднее месяц назад. – Вон там, у рамы второго окна неровно лежит краска! А если внутри еще хуже? Я уже вижу: занавески совершенно не гармонируют со стенами. Безвкусица! И ты хочешь, чтобы я провел в этом доме не меньше трёх часов?
У Ганса нервно дернулась бровь. Небольшая площадь тем временем быстро заполнялась народом: капризы богатеньких сынков – зрелище, любимое многими. А уж Энши позаботится, чтобы концерт местным запомнился. На свою беду уже потерявший терпение паладин попытался сдернуть «капризного ребенка» с лошади, но Энши только того и ждал. Нервно переминающаяся с ноги на ногу кобыла охотно подчинилась и встала на дыбы. Копыто гулко ударило о стальной нагрудник, толпа подалась назад, Ганс с шипением отшатнулся. Надо же. Иной бы после такого вообще не встал.
– Вы совсем сдурели, ваша милость?! – от ярости паладин перешел на какой-то особый сорт вежливости, вызвавшей у Энши тошноту. – Я последний раз прошу вас спешиться! Иначе Его Императорское Величество узнает…
– Что ты едва меня не покалечил, дёрнув с лошади?
Ганс подавился вдохом, недвусмысленно натянул шлем и попер вперед. Толпа, хоть и снова отпрянула, заметно повеселела, предвкушая, как «богатейке» надерут уши. Энши быстро огляделся и криво ухмыльнулся: среди простых зевак мелькнула парочка откровенно бандитских рыл. Что же, концерт можно считать удавшимся! Не дожидаясь, когда Ганс сделает последний шаг ко всеобщему веселью, Энши легко спрыгнул на землю и невозмутимо перекинул ему поводья:
– Ладно, не кипятись. Так и быть. На обед утка в яблоках! Эй, хозяин! Распорядись приготовить мне любую комнату на втором этаже. Сначала я хотел бы привести себя в порядок – пусть поторопятся с горячей водой!
– С-сию минуту, г-господин… – заикаясь, проблеял бледный, как полотно, мужик и рявкнул на стоявшую рядом дородную деваху, чтоб выполняла.
Но переступить порог Энши не дали: в проходе, чуть наклонив голову и буквально сверля бессмертного любопытным взглядом, стояла малышка лет семи. И когда взрослые вознамерились войти, даже не подумала податься в сторону.
– А дядя смешной! – звонко возвестила она на всю улицу, чуть шепелявя из-за зажатого за щекой леденца. Несчастный трактирщик посерел и икнул. Но девочка ничуть не смутилась: – Выглядишь как братик, а глаза как у дедушки были! Держи!
Энши задумчиво прокрутил в пальцах тонкий прутик с остатками леденца и оглянулся на нырнувшую в толпу девчушку:
– Надо же…
– В-вы это! Вы того! – тут же засуетился