дружном дуэте. – Нога-а-а-.., у-у-у-.., падла!..
Он крутился и корчился, лёжа на асфальте, подогнув под себя, по всей видимости, вывихнутую или сломанную ногу, обхватив её обеими руками.
– Эй, биограф! – с иронией в голосе спокойно произнёс Митька, обращаясь к Жоре-Интеллигенту. – Помог бы что ли своему авторитету, а не то вишь, как разбрэйковался!
Однако, тот стоял в растерянности и нерешительности, не в силах сдвинуться с места.
– Давай, давай! – подбодрил его Сапожков. – Ну, кому говорят? – ещё раз, но уже приказным, требовательным голосом, повторил он.
Жорка бросился помогать своему шефу.
Увлекая за собой Мишку, всё ещё удерживаемого за плечо, подальше от несмолкающих стенаний и проклятий, Митька стал что-то говорить ему. Со стороны создавалось впечатление, будто это – два приятеля, ведущие мирную, дружескую беседу. Разговор был недолгим. О чём-то посовещавшись с Митькой и несколько раз в знак согласия кивнув ему головой, Мишка наконец-то был освобождён из цепких объятий пальцев его руки. Поискав что-то и подняв с земли Кузину очковую оправу, поспешно сунув её в свой карман, а затем, оглядываясь и потирая затерпшее плечо, он на полусогнутых, ещё не успевших толком распрямиться ногах, направился в сторону своих корешей.
– Пошли, батя. Не серчай, что задержал маленько.
– А если бы они тебя того – ножом? – с пьяной укоризной покачал головой отец. – Ох, смотри, сынок, довоюешься!
– Да ничего б они мне не сделали. Идём. – Митька подошёл к отцу и тут же обратился к Малышеву. – А тебе далеко?..
Он ещё издали, ведя под руку подвыпившего отца, вызволенного из компании собутыльников, заприметил впереди себя одиноко шагавшую, маленькую фигуру, немного погодя став невольным свидетелем и очевидцем начала происшествия, остановившись, и с любопытством наблюдая, что же будет дальше. Кузю он узнал сразу, но не торопился прийти ему на помощь. Для этого нужны были веские основания, которые тут же и не преминули сказаться. Вот тогда уже в ход и была пущена «тяжёлая артиллерия».
Кузя раздумывал: то ли благодарить своего случайного избавителя, выказав тем самым своё бессилие и беспомощность, то ли горделиво промолчать. Он выбрал второе.
– Да нет! Вон мой дом! – ответил он, указывая в сторону старинного, длинного двухэтажного здания.
– Тогда нам немного по пути.
Митя снова бережно взял под руку отца, подпиравшего стенку здания и что-то бормотавшего себе под нос. Все трое не спеша тронулись в путь. В это время где-то сзади раздался протяжный вой сирены милицейской машины, мчавшейся к месту происшествия, по-видимому, по настоятельному телефонному требованию кого-то из недовольных жильцов, приятные сновидения которого были нарушены внезапным шумом и воплями.
– Шухер, братва! – испуганно прогундосил голос Мишки-Клаксона, обращённый к поверженным и униженным.
Подхватив пострадавшего предводителя под мышки, стонущего и крепко матерящегося, поддерживая