килькой. Культурно газетку на столик постелили. Выпили, закусили и начали было хвастать друг другу про жрачку и бухло в неограниченных количествах, как захотелось одному из них помочиться. Ну не на могилу же? Мертвых он чтил. Вышел бедолага из оградки и пошел на просеку, туда, где не было ни памятников, ни деревьев, а проходила линия электропередач.
Стоит он, делает свое дело, и вдруг видит три черных креста.
Словно по команде кресты разошлись и образовали светящуюся площадку в виде равностороннего треугольника. Мужчине пригрезилось, что внутри этого искрящегося пятачка (так он окрестил масонскую символику, да простят его свободные каменщики) громоздится его любимая теща и манит его своим мясистым пальцем. Он пошел на ее зов. И – о ужас! Вместо упитанной румяной тещи стоит перед ним ее добротный новенький памятник. Дорогой, между прочим, мраморный. Теща с памятника смотрит на него и грозно супит широкие брови. А ведь теща-то его жива-здорова (слава богу, жива и здорова совершенно в другом городе). Но дома мужчину ждет дурная весть и рыдающая жена: «Умерла мама, похоронили уже, пока мы с тобой в Турции на солнышке нежились».
Когда зашел разговор про туннель и кладбище, Виктору нестерпимо захотелось взять в руки кисточку. Ему вдруг вспомнилось, что в детском доме воспитатели каждый год устраивали выставки его рисунков. Хотя в квартирке на пятом этаже, в которую он двенадцать дет назад заселился с одним чемоданчиком, так и не появилось ни малейшего намека на живопись. Если к Незнамову и приходило вдохновение, то он тут же бежал в местный магазинчик в отдел канцтоваров. Однажды Виктору приспичило изобразить собаку. Дело было так. Мужчина, оставив на крыльце ликеро-водочного магазинчика сенбернара, вышел через подсобку. Огромная псина, чувствуя, что хозяин скрылся, не скулила, не бежала за ним, она сидела там, где ее оставили. Глаза собаки наполнялись слезами. Виктор писал ее и страдал вместе с ней. В итоге рисунок, краски и кисточка были брошены автором в урну. Отголоски прошлого, беспощадно преследуя, мешали Виктору чувствовать себя творческой личностью. Он словно стеснялся своего таланта, казалось, кто-то невидимый, управляя его рукой, изображает людей, животных, природу.
– Незнамов Витя! Ты лучше всех в классе рисуешь! – строго сказала одноклассница, рослая девочка с пузатым портфелем в руках.
– Давай помогу! – предложил мальчик, протягивая руку к ее неподъемной ноше.
– Я сама, еще рухнешь под тяжестью! Ну, Незнамов, понял? Тебя выбрали твои товарищи, теперь ты в редколлегии и будешь стенд разрисовывать к 8 Марта! – с усмешкой говорила серьезная девочка в синем школьном сарафане, на голову выше его.
– Я не умею рисовать! А если и рисую, то иногда, когда ко мне приходит вдохновение!
– Чего? Вдохновение? Да ты поэт! – враждебно засмеялись мальчишки.
Подслушав их разговор, они тут же начали придумывать для него обидные прозвища.
В класс зашел Старцев Максим – злые дети разом притихли.
– Черт,