поглядывая на отсутствующую крышу и гадая – откуда они на этот раз пялятся? Но больше близнецы себя ничем не выдавали. Это было странно!
Вода продолжала шуметь, и Маруся, на мгновение отняв руку от груди, завернула кран.
Прислушалась.
В тишине сумерек только шумели деревья, где-то далеко лаяли собаки, смутно-смутно доносилась музыка, да звякало что-то за домом.
Больше ничего. Ни шепота, ни шуршания.
Неужели показалось? И этот хриплый смешок догнал ее, вырвавшись из детских воспоминаний?
Уверившись, что находится в безопасности, Маруся быстро метнулась к двери душа, распахнула ее, подхватила со скамейки полотенце и молниеносно завернулась в него.
И только-только выдохнула с облегчением, как прямо над ухом раздался голос:
– Шашлыки будешь?
– А-а-а-а-а-а! – завопила Маруся, разворачиваясь к Никите, который стоял, небрежно оперевшись плечом на столб, поддерживающий навес, но как-то так ловко сливался с тенями, что его не было видно, пока он не подал голос.
– Ты чего орешь? – усмехнулся он, как и в былые времена, скользя наглым взглядом по ее длинным ногам от тонких щиколоток до самого верха стройных бедер, где край полотенца едва-едва прикрывал ягодицы.
– Выйди! – заорала она. – Уйди! Кыш! Не подглядывай!
– Дура ты, Маруська… – кривая ухмылка против воли Никиты расползалась в широченную улыбку. – Зачем мне за тобой подглядывать, сама подумать? Что я там нового увижу?
– ВЫЙДИ!!! – Завизжала она во всю силу.
– Уже ухожу, – пожал плечами Никита, отталкиваясь от столба и медленно обходя ее по кругу. – Так шашлыки-то будешь?
– Нет! Уйди! Уйди! Уйди!
– Голодовку объявишь? – хмыкнул он. – Магазин на остановке закрылся весной еще.
Маруся, крепко, до онемевших пальцев, цеплявшаяся за полотенце, аж топнула ногой от досады. Ну что за! У нее в комнате валялась пачка прошлогоднего печенья, но стоило представить, как она грызет его, обливаясь слюнями под сопровождение запаха жареного мяса, как захотелось накинуться на «братца» и придушить его.
– Ну так что? – Никита все еще держался за ручку двери и под шумок разглядывал Марусю с ног до головы.
Тоненькую, белокожую, в еще не высохших капельках воды на острых плечах.
Она выглядела такой маленькой и хрупкой, что четыре года разницы в ее пользу, еще недавно казавшиеся невероятно большой разницей, не ощущались совершенно. Скорее она ощущалась младше. Минимум на пару лет.
– Буду! – с досадой топнула она босой ногой по деревянному помосту. – Буду ваши шашлыки!
– Ну тогда одевайся, – ухмыляясь во всю морду, велел Никита. – Мы, конечно, родственники, но сидеть за столом полуголой неприлично. Что бы сказала твоя мама?
От того, чтобы получить по морде мокрым полотенцем его спасло только то, что полотенце было только одно. На самой Марусе.
6
Никита вернулся к мангалу, даже не пытаясь стереть с лица широченную ухмылку после общения с Марусей. Макар встретил его такой же – зеркальной! – ухмылкой. Ему отлично было