прошел войну подростком, брал Кенигсберг, прошел Керчь, Минск и мог очень много рассказать, если бы его спросили. Соня и Оля спрашивали. Собственно говоря, наверное, именно с этих бесед, в саду у деда Саши и бабушки Веры и пошло их желание сварить варенье.
Бабушка Вера, всегда с аккуратно уложенными волосами, ухоженными руками и яркой улыбкой редко рассказывала о том, что выпало на ее долю в войну. Но всегда помогала, если к ней обратиться за помощью. Сколько спасла жизней и душ эта хрупкая женщина, в войну вытаскивающая с полей сражений раненых было страшно представить. И сейчас, несмотря на всю свою иллюзорную хрупкость, Вера Сергеевна острым языком и безжалостной логикой могла уложить любого на лопатки. А еще она была диагностом от Бога и разбиралась в травах лучше любого гомеопата. Так Сонины мигрени она вылечила чаем из розовых бутонов, шиповником, который рос на побережье, подсоленным водой и сном, хотя, впрочем, последнее было самым редким лекарственным ингредиентом из всех.
И именно Александр Алексеевич обратил внимание подруг на то, что так привлекало людей в старых немецких домах и кварталах. Города, улицы, дома, все было продумано не для того, чтобы приходить с работы и ночевать, а утром снова уходить, как было принято в советское время, а для жизни. На своем месте была каждая деталь. Например, улицы. Они не пересекали друг друга под прямым углом, заворачиваясь удобными загогулинами, чтобы было приятно гулять.
– Вот выключатели. Вы обращали внимание, как у нас вешают выключатели, – спросил как-то раз Дед Саша за чаем.
Все, кто был за столом, недоуменно пожали плечами. Да как-то не особо, если честно обращали внимание. Висит себе, где пришлось, наверное.
– А мне это бросилось сразу. Нам тогда доски и простыни нужны были для госпиталя, вошли в подвал дома какого-то, с башенками, красивого, сам-то дом без одной стены стоял. Дверь в подвал открыли, а выключатель висит так, чтобы одной рукой открыл дверь, а другой сразу нашел его и включил свет. Хорошо они жили. Все было. И кафель, и плитка, и свет везде. А на наши сараи и плошки из жести позарились.
Он всегда заканчивал разговор о немцах и войне этой фразой. И, наверное, не было более точного описания войны со стороны человека, который прошел ее.
Вот и у них в городе все было именно так. Разные миры. Миры тех, кто жил в Кенигсберге до войны, тех, кто пришел сюда во время Восточно-прусской операции и остался. Миры тех, кто приехал после войны навсегда и сразу знал, что будет жить в тех домах, что им достались, стараясь сохранить их именно, потому что все в самом деле было продумано для жизни и тех, кто приехал как они думали ненадолго и безжалостно замазывали яркую плитку шпаклевкой и выламывали ванны вынося их в огороды. Они не строили дальнейшие планы на жизнь, отдавая детям для игр марки и серебряную посуду.
А, казалось бы, купи веник, налей в таз горячей воды, свари суп картофельный, с сухарями, да разложил ракушки и камни на подоконнике. Чего уже проще? Вот твоя новая жизнь и началась.
Соня достала