быстро: за год их количество сократилось с 252 тысяч до 121 тысячи, а к концу 1952 года – до 94 тысяч. Еще больше сокращались индивидуальные наделы крестьян, снижалась натуральная оплата труда, которая давала крестьянам возможность продавать излишки продуктов на рынках.
Но вот попытка Хрущева продвинуть на всесоюзный уровень его планы – частично реализованные в Подмосковье – ликвидации мелких колхозов и подсобных хозяйств с массовым переселением крестьян в строящиеся промышленным способом «агрогорода» успехом тогда не увенчалась. Более того, пришлось каяться перед Сталиным за статью на эту тему[67]. Хрущев еще получит возможность вернуться к своей затее, когда возглавит страну.
В дополнение к руководству Москвой в январе 1952 года Хрущеву поручили «наблюдение за работой ЦК КП (б) Украины».
На XIX съезде партии Хрущеву доверили сделать доклад по изменениям в Устав. При распределении ролей после съезда, ставшего для Сталина последним, Маленков оказался формально первым после него человеком в советском руководстве, Берия – вторым. Они вместе с Булганиным и Хрущевым составили четверку, которая отныне приглашалась Сталиным на Ближнюю дачу и на ночные ужины.
Был Хрущев у Сталина и в ночь на 1 марта 1953 г. Через 2 дня Сталина не стало – инсульт.
Хрущев председательствовал на совместном заседании всех высших государственных и партийных органов, на котором был сформирован новый состав власти, когда Сталин еще не испустил последнее дыхание. Маленков – глава правительства, Хрущев – секретарь ЦК партии, Берия – глава объединенных МГБ и МВД, Молотов – министр иностранных дел, Булганин – министр обороны.
Первый секретарь
Среди наследников Сталина не было противников десталинизации режима. «Пережив многочисленные унижения и страх за свою судьбу при жизни Сталина, все они отвергали саму возможность новой диктатуры сталинского типа, были заинтересованы в формировании нового баланса власти, основанного на относительном равноправии членов Политбюро»[68], – считает историк Политбюро Олег Витальевич Хлевнюк.
Теоретически на первую роль могли претендовать четверо – Маленков, Берия, Хрущев и Молотов.
Дмитрий Трофимович Шепилов, один из самых проницательных и информированных свидетелей эпохи, считал, что «по всенародному и всепартийному мнению, единственным достойным преемником И. Сталина был В. Молотов. Но Молотов сам не проявлял ни малейших намерений встать у руля государственного корабля… Это облегчило задачу Хрущева»[69].
Федор Бурлацкий задавался вопросом: «Почему опытный аппаратчик Маленков и хитроумный лис Берия решили включить в «тройку консулов» (по примеру Цезаря и Наполеона) Хрущева? Ответ для меня совершенно очевиден: они недооценили его. Напомню фразу, которую любил повторять Макиавелли: “Брут стал бы Цезарем, если бы притворился дураком”. Хрущев притворился, – ну не то чтобы дураком, но достаточно простоватым человеком,