Песни ноября. Никита Егоров

и лицо,

      готовя мир для новых подлецов.

      И платят дети за грехи отцов

      грехами, замыкая путь в кольцо.

      И здесь, и там – отнюдь не век златой,

      тяжёлый сон над судьбами довлеет.

      Пройдёт война, как сходит снег весной,

      но разве кто снежинку пожалеет?

      Развалины зимы

      Апрель. И мокрый снег идёт в развалинах зимы.

      Невыносимо всё, чего не ожидали мы.

      Две тыщи лет вчерашний день: панельные дома,

      война, чума и старики, сходящие с ума.

      Мы ждём Христа, мы ждём потоп,

      мы ждём метеорит,

      но вместо них приходит плешь, одышка и артрит.

      И изумлению вослед приходит пустота.

      Сказал бы кто, что не весны мне будет не хватать,

      а только страшного суда в развалинах зимы,

      чтоб был положен край тому, что натворили мы.

      Апрель гниёт в чужом снегу, и просятся слова:

      «весна когда-нибудь придет, и будет неправа».

      Мой генерал

      Мораль низка, мой генерал. Осаде пятый год. Солдат шутить уже устал про собственный живот, что пуст от голода иль пуст от острого штыка. Святым огнём не вспыхнул куст, не вздыбилась река, земля не лопнула по шву, не рухнул гром с небес.

      Не то чтоб много на яву видали мы чудес, но (помните?) была пора, мы верили: Господь – он парень с нашего двора; не всё решает плоть, главней бессмертная душа; молебны все блюли.

      Теперь понятно – ни шиша они не помогли. А может – враг молил вдвойне, иль бог его сильней. Ещё по позатой весне забили всех коней и съели вашего кота в ушедшем октябре. Он был как курочка – грудак, мозги, рубец, филей мы смаковали под бокал бургундского дождя.

      Теперь черёд, мой генерал, дошёл и до тебя. Ты тучен, даже несмотря на этот страшный год. Нам дотянуть до февраля поможет твой живот, а там вражина, заскучав, потянется домой иль перемрёт, не от меча, так просто сам собой. Мы отопрём тогда врата и выползем на свет. Надежда брезжит и когда надежды вовсе нет! Мы не сдадимся, монсеньор, не опозорим вас!