это где-то… А когда это было-то?
– Ну, я же говогю, пгадедушка – давно, значит. В то вгемя все в Бога вегили.
– Давно, значит… Вот у моего корефана – Джавата Исмаилова, ну, ты его должен помнить, уехал куда-то – тоже фамилия какая-то, с Кораном связана. А твоя фамилия что означает?
– Сыллагов? Ну, это ничего библейского, это с якутского – Поцелуев, или Поцелуйчиков.
– Да-а?! – удивился Рома. – А как это прилепилось-то?
– А у нас пгадедушка был, тоже темный, необгазованный… Ты не сиди, наливай… Тоже в цегковь постоянно ходил…
Рома, проявляя незаурядное мастерство, уже наливает: тютелька в тютельку – точнехонько поровну, по самый ободок.
– …Батюшку все пгеследовал, гучку все лобызал.
– Из-за этого, что ли?
– Ну, давай тгетью, не чокаясь.
– Ага… – Глык. – Царствие им небесное.
С устатку друзей разморило. Владислава понесло в таком духе…
В старину его предки безграмотные были, темные, умели разве что батрачить да детей рожать. Долгожданный свет просвещения с собой принесли казаки, которые междоусобные войны и восстания подавляли; попы, крестившие людей целыми селениями, и при этом направо и налево неугодным фамилию Попов дававшие, а угодным – нормальные русские имена с фамилиями; и Екатерина II с последующими царями, которые ссылали на севера неугодных политических. А политические в свою очередь уже настырно занимались образованием туземцев и, озаботившись неважно выглядящей цифрой статистики и внушающей тревогу демографической обстановкой, повышали рождаемость в среде местного населения.
А в известном 1812 году этот самый предок, по имени Мефодий и по фамилии Попов, был призван в якутский полк и отправлен на войну. После того как он сколько-то лет потоптался по Европам, вернулся в свой дремучий улус в каком-то унтер-офицерском звании, с ярким орденом на полгруди, кажется, Второй Степени Чего-то Там, но при этом сам не в себе: впечатлений же – уйма. Отстроил дом в своей деревне на манер европейских, одевался только в городе у модных в то время евреев-портных, благо денег с трофеями заработал предостаточно, батраков завел с хозяйством, церковь исправно начал посещать в начищенных сапогах. Благодаря благочестивости обрел уважение в обществе. После литургии дома ужины званые устраивал; на местных женщин не смотрел, ни-ни – все на женушек политических заглядывался да заигрывал с ними.
И надо ж такому случиться – одна полячка, из тех, про которых говорят «ягодка опять», втайне от благоверного ответила ему взаимностью. А надо отметить, у северных народов в старину не принято было целоваться: носами терлись да нюхались – темнота, одно слово. Ну, и до того Мефодию понравилось целоваться – дамочка же между делом приучила, – что при любом удобном случае он нахрапом и лез ей в рот. Мир не без добрых людей – доложили законному: вы тут, пан, сидите, чаи с брусникой распиваете, а паненка ваша вроде уже и не ваша, оне вроде как товой-то…
Дворянин