как лестно охарактеризовал своего американского приятеля хозяин яхты Джеймс Ллойд, – внимательно смотрел на мистера Кельвина. В его карих глазах была непонятная грусть.
***
Зачастую мы слишком много ожидаем от поездок на курорт. Эти дни запланированного отдохновения от трудов земных, которые обычно так долго ожидаются, обязаны приносить нам лишь прекрасную погоду, гастрономические изыски и замечательные встречи. Именно таким получился первый день пребывания друзей в пансионате, и это сулило лондонцам, что и вся оставшаяся неделя пробежит в таком же счастливом аллюре. Но уже следующее утро доставило капитану Джону Ганнингу много огорчений. Впоследствии в своей памяти он часто возвращался к обстоятельствам этого весьма примечательного вторника, так изменившего его устоявшуюся жизнь.
Его приятель любил утренний сон, и Джон привык, что Уолтер обычно довольно поздно выползал из своей комнаты и окончательно просыпался только после чашечки крепкого кофе. Но в это утро, он обнаружил, что Кельвин встал раньше его самого и занимался в своей комнате делами. Через приоткрытую дверь можно было увидеть, что сыщик, сидя у бюро, с озабоченным видом составляет на гербовой бумаге какой-то весьма пространный документ.
На завтрак Уолтер не пошел. Не вдаваясь в детали, он объяснил это необходимостью разобрать обильную корреспонденцию и подготовить несколько деловых бумаг. Что ж, Ганнинг, вооружившись книгой и ножом для разрезания страниц, удалился в сад. В конце концов, у него тоже имеются дела, требующие внимания. Он уже давно обещал себе, что будет следить за современной литературой. Роман этого русского, как его… Достоевского (раздосадованный капитан справился с обложкой) сам себя не прочтет, а дамы предпочитают, чтобы джентльмены могли поддержать разговор о прекрасном, и бесед о политике и делах избегают.
Они сошлись вновь только за обедом. Но и здесь, в столовой, в царстве накрахмаленных скатертей и звонкого фаянса, задумчивое выражение не покинуло лицо прославленного сыщика. Привыкший к жизнерадостности своего товарища, Ганнинг встревожился и несколько раз справился о его здоровье. Но друг, рассеянно поводив в воздухе столовым ножом, уверял, что чувствует себя хорошо.
В довершение всего, после немногословной трапезы Кельвин вдруг сообщил, что намерен прогуляться по берегу. Он упросил своего удивленного товарища, чтобы он позволил сделать ему это в одиночестве. Конечно, верный Ганнинг был обеспокоен этой просьбой и даже удручен. В голову ему пришла неприятная мысль, что может быть они не так близки с Кельвином, как он это себе раньше представлял, или, может быть, он как-то ненароком обидел его, привыкнув к постоянной жизнерадостности, юмору и легкости характера компаньона.
Джон начал копаться в событиях этого утра и предыдущего дня, что, в общем-то, было ему несвойственно, и что вызвало в его душе саднящее чувство неясного беспокойства.
Но затем ему пришла в голову спасительная мысль, что может быть Кельвин просто решил посетить кафе