полиэтиленовый пакет и достает оттуда новую, даже не распакованную, черную футболку.
На стуле лежат вскрытые счета и уведомления, одно из них прислано муниципалитетом. Она уже знает, о чем там речь. Первое пришло пару месяцев назад. Запрещается использование гаража в качестве жилого помещения, ей необходимо представить доказательства того, что в данном случае нет нарушения.
Она обнаруживает, что уже какое-то время сидит, уставившись в зеркальце Эрика. Это одна из немногих вещей, которые остались у нее после пожара. Огонь сожрал почти все. Дом, который они с Патриком отремонтировали ценой огромных усилий, превратился в выгоревшую скорлупку. Для виновного в случившемся пиромана Мортена Унгера это был отнюдь не первый поджог дома, в котором жили дети.
Она трет лицо рукой и переворачивает зеркало, чтобы оно лежало как надо, обратной стороной вверх. Когда она прикасается к нему, боль утраты застывает комом у нее внутри. По Патрику она тоже тоскует, но с ним все иначе. Скорбь померкла уже спустя несколько месяцев. К тому моменту, когда она узнала, что он оставил после себя гараж, его лицо почти стерлось у нее из памяти. Она никогда прежде не слышала ни о старом «Саабе», ни о гараже.
Придя сюда впервые, она обнаружила, что двери заставлены помойными контейнерами. Ржавый замок она срезала болторезом, потом открыла двери, и навстречу ей выпорхнуло целое облако моли, облеплявшей стены гаража изнутри.
Пахло здесь бензином и сыростью. По стенам он намалевал лозунги вроде No gods, no masters [4] и «Анархия – это порядок». А рядом изобразил черного кота, закольцованного в форме круга, – спина выгнулась дугой, клыки оскалены. Она его сразу узнала: Патрик изрисовал им не один листок бумаги и не одну салфетку.
На обшарпанном рабочем столе лежали эскизы, рисунки, заметки и письма к единомышленникам, да еще несколько длинных жалоб в разные инстанции, все бумаги истлели от влаги или были изъедены то ли мышами, то ли насекомыми. Как и лозунги на стенах, их пропитывала ненависть к власть имущим.
Ей никогда не нравился его анархизм. Не помогали даже попытки отнестись к этим его взглядам с юмором или представить, что это та забавная непохожесть, которая их сближает. Тем более что его ненависть к государству окрепла в тот период их жизни, когда он остался без работы, а она только-только забеременела Эриком. В общем, именно тогда, когда он был ей особенно нужен. В итоге все это становилось причиной крупных ссор.
Но вскоре после того, как Эрику исполнился год, Патрик в одночасье прекратил рисовать и писать по ночам и больше не вел политические диспуты за ужином. Она просто приняла это как данность, решив, что новая работа помогла ему оставить все в прошлом.
Обнаружив гараж, она поняла, что на самом деле он просто нашел себе убежище вдали от семьи, где мог спокойно предаваться своим фантазиям. По крайней мере, она называла это именно так – фантазии.
Конечно, она могла бы огорчиться, что у Патрика были от нее тайны, что у него был укромный уголок, о существовании которого она не догадывалась. Но вместо этого она просто переехала сюда