всячески настаивает на этом ритуале.
Служанка уходит, а Йохан накалывает на вилку одну рыбку.
– В последние дни ты много трудишься, Йохан, – говорит Марин, откидываясь на спинку стула. – Собрался в очередное плавание?
В тишине слышно, как он работает челюстями. Он поднимает на нее глаза, держа за щекой непроглоченную рыбу.
– Пока не знаю.
– А когда доставят из Суринама партию сахара? – спрашивает она.
Йохан меряет сестру тяжелым взглядом.
– Тебя это не касается.
Марин кладет руки на колени и сопит, разглядывая атлас над его головой.
– Брат, я вот о чем думаю, – говорит она. – Почему бы тебе не привести его сюда и не подписать договор?
Он удивленно на нее смотрит.
– Кого привести?
– Ганса Меерманса. Тебе достанется его сахар.
– Но ведь…
– Число кондитерских все время растет. И дешевых гостиниц, где останавливаются сладкоежки. Мне-то, конечно, этого не надо.
Йохан не в силах скрыть удивления, но Марин делает вид, что ничего не замечает.
– Его сахар доставят только через месяц, – говорит он.
– Наверняка быстрее, – возражает она. Он хмыкает в ответ, таращась на нее с возрастающим изумлением, но ее этим не проймешь. Она лишь еще больше откровенничает: – Сегодня Корнелия покупала на причале рыбу. Йохан молча ждет продолжения, и Марин произносит: – Скоро троих утопят.
– Вот как. – Ее брат хмурится, опустив глаза в тарелку с селедкой. Наверняка сейчас он предпочел бы сочного краба, думает Нелла.
– Повесят им камень на шею, – продолжает Марин, – засунут в мешок и бросят в воду.
Йохан демонстративно роняет приборы. Нож сверкает в отблесках свечей, не зря Отто так долго его полировал.
– Вот как? – Глаза его горят. – Ну-ка, Марин, расскажи нам, за что суд собирается их утопить.
Она не выдерживает его взгляда.
– Один торговал рыбой на пристани, – говорит она. – Что там натворили другие, я не помню.
Повисает молчание. К сухой корке никто не притронулся. Душа и кошелек, думает про себя Нелла. Они помешаны на двух вещах. А о смерти говорят как о чем-то будничном. Ей доводилось видеть опухшие перевернутые туши коров и овец, погибших от чумы, отравленное растение, но раздувшийся в воде труп – никогда. Уставившись в тарелку, она проглатывает комок страха.
Йохан принес судовой журнал и сейчас по-детски прикрывается им как щитом, чтобы сестра не видела его лица, вдыхая запахи просоленных, потрепанных ветром страниц. В них вписаны истории закупленной провизии и пройденных милей, реестры, акции, наказания. Нелла же думает об этих страницах как о кладезе приключений, всегда запертых на замок и потому ей недоступных. Йохан со вздохом кладет фолиант на стол, и взгляд Неллы делается еще пристальнее.
– Почему сейчас, Марин? Почему ты вдруг вспомнила о сахаре?
Но та молчит.
Нелле бросается в глаза, как быстро ее супруга окутывают покрова печали, все равно что кафтан, в который он снова кутается. В нем как