время, когда Лучик подошел ко мне и смело, а главное, точно совершил прыжок, приземлился прямо на мои колени, меня осенило. Господи! Да ведь слепой котенок не может поймать мышь! Лучик обрел зрение!
Я тут же начал с ним проводить эксперименты, привязал на конец нитки скрученную бумажку и начал играть с ним. И Лучик точно и цепко ловил бумажного мышонка. Кровь прилила к моему лицу, и я почувствовал, как щеки разгорелись от такого волшебного происшествия. Я вышел в комнату, где сидел старик, и взволнованно сказал:
– Дедушка, котенок наш прозрел, стал видеть! Вчера он поймал мышонка, а сейчас он точно ловит эту бумажку.
Арсений улыбнулся, и мне показалось, что глаза его засияли радостными огоньками, он спокойно произнес:
– Так что ж тут особенного? Видит, конечно, а почему ж ему не видеть? Христос на то и приходил в мир, чтобы слепые прозревали, а глухие слух обретали. Что ж ты, Владимир, удивляешься? Господь мертвых воскрешал.
– Так это когда было, дедушка, две тысячи лет назад, сейчас, мне кажется, таких чудес уже не случается.
– Экий ты прыткий, мил человек, не случается – рассудил все. Не случается по неверию нашему, по невежеству, потому, что сердца людские запечатаны стяжаниями мирских благ, а души во мраке грехов плутают. Для Бога, Владимир, нет «раньше» или «позже». Он всегда с теми, кто любит Его, кто призывает Его на помощь и верит, что эта помощь придет непременно. Вот ты все допытывался, откуда у нас продукты взялись, кто принес, а принес-то нам их Господь – вот как, мил человек.
Я молчал, переваривая услышанное и понимая, что невольно стал свидетелем чего-то непостижимого, того, о чем можно только прочитать в книгах, но простому смертному лицезреть не дано. «Может быть, это все мне снится?» – проскакивала порой мысль, я щипал себя за грудь, чувствовал боль, что отметало всякие сомнения: все это действительно происходит со мной наяву.
Как-то ночью я проснулся от того, что в комнате было светло. Мне вначале показалось, что с вечера я не выключил свет. Картина, открывшаяся мне, была совершенно поразительна. Старец стоял посередине комнаты и ростом был выше потолка, который, кстати, вообще отсутствовал, а было лишь открытое бездонное небо. Оттуда лился нестерпимый свет, вокруг летали птицы и пели неземные песни, а во все стороны простирались бескрайние долины роз до самого горизонта, и благоухание наполняло мир сладостным ароматом. Голос старика звучал громко и был подобен мелодичному, низкому колокольному звону: «Господи, – сказал он, – сколько же можно мне жить еще? Устал я, Господи, истощилось тело мое, истосковалась по Царству Небесному душа моя. Возьми с собой меня, Господи».
Старец смотрел вверх, прямо на нестерпимый свет, который нисходил с небес, и глаза его могли вытерпеть это явление. Я же мог только смотреть по горизонтали, столь ярко было небесное сияние, но и при этом мои глаза слезились, и в них была резь. Мне показалось, что я услышал ответ старцу, который был подобен шуму волн, порыву ветра, шелесту листьев.
– Рано тебе, Арсений,