глядите, новый.
— Из какой материи?
— Из репса.
— В полоску.
— Посмотрите лучше, какие отвороты!
— Из меха.
— Тигрового?
— Нет, горностаевого.
— Ну, горностай-то поддельный.
— Да на нем чулки!
— Странно, как это он в чулках!
— И туфли с пряжками.
— Серебряными.
— Ого, что-то скажут на это деревянные сабо нашего Камбуласа!
На других скамьях делали вид, что вообще не замечают Марата. Говорили о посторонних предметах. Сантона подошел к Дюссо.
— Дюссо, вы знаете?
— Кого знаю?
— Бывшего графа де Бриенн.
— Которого посадили в тюрьму Форс вместе с бывшим герцогом Вильруа?
— Да.
— Обоих знавал в свое время. А что?
— Они до того перетрусили, что за версту раскланивались, завидя красный колпак тюремного надзирателя, а как-то даже отказались играть в пикет, потому что им подали карты с королями и дамами.
— Ну и что?
— Вчера гильотинировали.
— Обоих?
— Обоих.
— А как они держались в тюрьме?
— Как трусы.
— А на эшафоте?
— Как храбрецы.
И Дюссо добавил:
— Да, умирать, видно, легче, чем жить.
Барер между тем зачитывал донесение, касающееся положения дел в Вандее. Девятьсот человек выступили из Морбигана, имея полевые орудия, и отправились на выручку Нанта. Редон под угрозой сдачи — крестьяне наседают. Пэмбеф атакован. Перед Мендрэном крейсировала эскадра, чтобы помешать высадке. Весь левый берег Луары от Энгранда до Мора ощетинился роялистскими батареями. Три тысячи крестьян овладели Порником. Они кричали: «Да здравствуют англичане!» Письмо Сантерра, адресованное Конвенту, которое оглашал Барер, кончалось словами: «Семь тысяч крестьян атаковали Ванн. Мы отбросили их и захватили четыре пушки…»
— А сколько пленных? — прервал Барера чей-то голос.
Барер продолжал:
— Тут имеется приписка: «Пленных нет, так как пленных мы теперь не берем».[364]
Марат сидел не шевелясь и, казалось, ничего не слышал, — он весь был поглощен суровыми заботами.
Он вертел в пальцах бумажку, и тот, кто развернул бы ее, прочел бы несколько строк, написанных почерком Моморо и, очевидно, служивших ответом на какой-то вопрос Марата.
«Мы бессильны против всемогущества уполномоченных комиссаров, особенно против уполномоченных Комитета общественного спасения. И хотя Женисье заявил на заседании 6 мая: «Любой комиссар стал сильнее короля», — ничего не переменилось. Они карают и милуют. Массад в Анжере, Трюллар в Сент-Амане, Нион при генерале Марсе, Паррен при Сабльской армии, Мильер[365] при Ниорской армии, — все они поистине всемогущи. Клуб якобинцев дошел до того, что назначил Паррена бригадным генералом. Обстоятельства оправдывают все. Делегат Комитета общественного спасения держит в руках любого генерал-аншефа».
Марат по прежнему теребил бумажку, затем сунул ее в карман и не спеша