не будет.
– Я так черно его не вижу, – прервала Бона, – у меня не было причины на него жаловаться. Кроме Кмиты, у нас много других, и тех, которые будут нам нужны.
Бона цинично ударила по кошельку, висевшему на поясе, и шепнула:
– Куплю остальных!
Она казалась такой уверенной в себе, что Гамрат не смел ей перечить.
– Таких людей, как Мациевский, как Тарновский, – говорила она дальше, – которых приобрести нельзя, останется незначительная горсть, они не могут быть нам опасны. Численность всегда преобладает…
– Молодой король… – вставил Гамрат.
Бона говорить ему не дала.
– До сих пор мой. Я слежу за этим, держу его при себе, нежу, угождая… Старый король к нему суров, королевские сторонники противятся ему, требуют омерзительных вещей, хотят, чтобы он был рыцарем и вождём. Он их боится, отчуждённый и недоверчивый. Впрочем, и он тоже здесь…
Она добавила, указывая на кошелек:
– Я не даю ему достаточно… я его кормлю, я ему даю деньги на фантазии, а ему нужно много, потому что характер благородный и вкусы панские. От короля он всегда возвращается нахмуренный и грустный, приходит жаловаться ко мне… знает, что я стараюсь усладить ему жизнь. Каждый шаг его мне известен, Опалинский обо всём доносит… среди слуг я имею своих, стараюсь окружить себя такими, которые испортить не могут.
Час был поздний, Гамрат, мрачный и неразговорчивый, встал наконец, уставший, и, целуя поданную руку королевы, вышел, чтобы вернуться к себе.
Заботливый о нём Собоцкий ждал в прихожей.
Постепенно свет в замке погас, стихло оживление и только можно было услышать стражу, медленно прохаживающуюся на башнях и стенах.
Только в той части замка, которую занимала королева, временами был виден мерцающий свет, попеременно показывающийся в разных окнах, вдруг исчезающий и через мгновение возвращаюшийся, точно там кипела жизнь.
Беспокойная, неутомимо деятельная, подозрительная, всегда в каких-то делах, которые должны были делаться тайно и в темноте, казалось, она никогда не спит, так же, как её слуги никогда отдыха не знали. Вставали тогда, когда все ложились спать, засыпали на мгновение, когда другие вставали, а лихорадочная суета и беспокойство везде окружали Бону.
Кроме известных, что её окружали и которыми она прислуживалась, не было дня, чтобы там не появлялись новые, иностранцы, прибывающие из разных сторон света. Итальянцы почти из всех государств и городов, немцы, иностранцы с запада, а сейчас также турки и греки, которых Бона должна была скрывать, ведя политику на свою руку для Изабеллы в Венгрии.
Под разными предлогами, как купцы, как монахи, собирающие подаяния на монастырской лестнице, появлялись тут посланцы из Константинополя, шпионы и люди с письмами.
Из многочисленных владений, которые королева держала в разных частях Польши, из её итальянских княжеств, со всех краёв света пересекались тут её слуги и помощники.
Самый пристальный надзор не мог открыть всех тех таинственных