хуже! – вставил Януш. – Иметь их врагами – это казнь Божья, а друзьями… великое несчастье. Это клещи, которые, когда прицепятся к телу, пожалуй, их только с телом вырвешь. Своих врагов они убивают в открытой битве, а друзей травят поцелуями. Их дружбы остерегайся!
– Всё-таки нужно выбирать одно! – сказал Семко.
– Тогда бы я скорее предпочёл не знать их своими врагами, лишь бы мир продолжался, – смеясь, изрёк Януш.
А минуту помолчав, говорил дальше:
– Помни отцовские слова, Семко, и смотри на меня. У меня со всеми мир, я ничего не хочу, но и своего не дам. Об этом они знают. Поэтому дают мне в мире хозяйничать, строить и людей на пустые земли привлекать. С Божьей помощью, есть что делать в наших лесах и песках, покуда не населятся и не застроятся. Нужно закладывать города, заселять деревни, отвоёвывать землю, пробивать дороги… холопов обезопасить от голода и мора. Так делал наш отец, так делал той великой памяти король Казимир, которому нам всем слудует подражать.
Семко слушал, но рассеянно и не проявляя сильной заинтересованности этими правдами, так что Януш, догадавшись, может, что напрасно его уговаривает, горько вздохнул и, опёршись на руку, замолчал.
Младший также сидел и молчал какое-то время.
– У меня нет для тебя никаких приказов – прибавил старший, не дождавшись ответа, – но братским сердцем советую и желаю: оттолкни прочь тех, кто ради собственной выгоды тянут тебя на опасность.
Семко задумался над ответом и наконец сказал, внешне радостно:
– Милый брат, вы меня так осуждаете, словно я уже что-нибудь предпринял и куда-нибудь собрался. Ничего нет! Ничего не делаю, не требую, ни настаиваю, воевать не думаю! Смотрю и слушаю, но пальца не намочил.
– Дай-то Боже, чтобы и дальше так осталось и люди не оплели тебя такими сетями, из которых трудно выбраться целым.
– Всё-таки я не дам себя взять легко! – воскликнул Семко. – И хотя я молодой и кровь во мне горячая, и я помню предостережения отца.
– Следуй же им и дальше, и ничего от меня не скрывай! – сказал Януш.
– Скрывать нечего! – воскликнул Семко. – Ничего не предпринимаю.
– Многие из наших Пястов лишились уделов, очень желая править, – прибавил Януш.
Семко отрицал головой.
– А Локетек? – спросил он.
– Таких рождается немного, – сказал Януш, – чтобы быть таким, как он, надобно особенное Божье благословение.
Старший прекратил говорить и оба какое-то время молчали.
– Подождём, – сказал Януш, – хотя ты ещё молод, тебе бы нужно подумать о гнезде, жену искать… это тебя привяжет к дому.
– Пожалуй, слишком рано, – отвечал, смеясь, Семко. – У меня нет к этому большой охоты.
– Она придёт, – вставил Януш, – лшь бы тебя такие рыцари, как Бартош из Козьмина, на излишние поединки не вытянули. Захочешь рыцарской славы, потом ту корону, трон и Краков, а к тем нас не пустят! Великополяне сами об этом не решают, краковские же паны более мудры и всегда над ними берут верх, а мы для них… слишком маленькие!
Он