стечением обстоятельств – неважно. Пусть даже спасательным кругом в бушующем море, где нет шанса на спасение. Наша встреча дарила столь желанное чувство, словно я не был одинок.
– Юки-сан… – Мой голос дрогнул, когда трещины расширились и вскоре несколько больших и маленьких кусочков, так похожих на осколки, упали на пол.
– Не переживай. – Он мягко улыбнулся. – Это всего лишь способность А-тян. Своего рода иллюзия, не более того.
– А, – выдохнул я, глядя в бездонную чёрную дыру в его груди. – А-а-а… – Тут до меня дошёл смысл происходящего, и я не смог удержаться и горько ухмыльнулся: – Вот оно что!
– А теперь, Акира-кун, твоя очередь показать, где твоя самая глубокая рана.
Я, как и Юки-сан, приложил руку к сердцу, но ничего не почувствовал. Всё моё тело изнывало от боли: мои бескровные пальцы, усыпанные точками от игл, желудок, который скручивало временами с такой силой, словно в меня запихивали блендер, как и другие органы, которые постепенно умирали, предварительно испытывая меня на прочность, чтобы я не смел забывать о своей смертности. Но всё это было не то.
Боль физическая никогда не шла в сравнение с душевной. Так много вокруг было тех, кто был обречён, как и я, но у них хватало смелости улыбаться сквозь боль и нести в этот мир радость, заражая всех вокруг своим ослепительным оптимизмом. Каждый раз, когда я встречался с такими ребятами, меня начинало тошнить от самого себя. Я так часто задавался вопросом: «Почему я не могу дожить свой остаток в счастье, как они?», что совершенно потерял смысл этих слов. Для чего? Для чего мне бороться? Неужели ради нескольких лишних месяцев под этим небом, которые я всё равно провёл бы в жалком состоянии овоща? Я искренне не понимал, и мне было страшно.
Зато я чётко осознавал, что главная моя рана, та самая, которая не давала вздохнуть свободно, находилась исключительно в моей голове – в мыслях, очерняющих реальность вокруг.
– Тут. – Я ткнул себя в лоб. – Глупо, правда?
– Совсем нет. – Юки-сан качнул головой.
Повернувшись к одному из зеркал, я смотрел на то, как трещины расползались по моему лбу. Мне было не больно, но очень не по себе, когда я вытаскивал из своей головы куски самого себя.
Я был точно такой же поломанной куклой, как и Юки-сан, с одной лишь разницей, что вокруг меня то и дело сновало множество людей, твердя, как им жаль такое несчастное существо, как я. Они заботливо стряхивали с меня пылинки, усаживали на самые видные полки, но, проходя мимо, смотрели с застоявшейся горечью и потаённым желанием, чтобы эта кукла поскорее развалилась, – пережить утрату легче, чем наблюдать за тем, как кто-то постепенно умирает, а ты не можешь с этим ничего сделать.
– Юки-сан, – хрипло прошептал я, – а вы…
– М-м-м?
– Вы правда будете со мной до самого конца? – Я развернулся к нему, и на губах у меня заиграла истеричная улыбка, а в носу противно защипало. – Вы правда будете рядом, что бы я ни сделал или сказал? Неужели вы и правда согласны